Я пытаюсь сфокусироваться, но картинка перед глазами смазывается, и не в силах собраться, распадается на осколки, а затем наступает темнота.

12. Глава 11

Пробуждение оказывается болезненным. Башка трещит больше, чем обычно и я не рискую открыть глаза, лишь с легким стоном подношу руку к голове.

— С добрым утром, — чересчур громко раздается чей-то голос, заставляя поморщиться, — точнее уже вечер.

Я ничего не отвечаю, во рту настолько сухо, что, кажется, пошевели языком — и он переломится пополам.

— Вставай, — по ноге несильно ударяют, а затем слышится шуршание и удаляющиеся шаги. Неужели долгожданная тишина?

Я расслабленно выдыхаю, кажется, снова проваливаясь в сон, но противный звон стекла заставляет открыть глаза. Небольшая дезориентация быстро проходит, и я начинаю различать очертания предметов, замечая прозрачный стакан на столике.

— Пей, — вновь слышится команда, и я недовольно кошусь в сторону звука.

Около дивана напротив стоит Кир, явно недружелюбно настроенный.

— А ты че такой хмурый? — заплетающимся языком выдаю я, но лицо друга не меняется, он лишь сильнее хмурится, а глаза темнеют.

— Пей! — повторяет Кир, и я послушно осушаю залпом стакан, а затем протягиваю его другу, молчаливо прося добавки.

Одного стакана мне явно будет мало.

— Поставь на стол, минералка рядом стоит.

Выполнив указание, я замечаю сразу две бутылки спасительной жидкости и тут же выдуваю половину. Меня немного отпускает, но каждое движение головы по-прежнему сопровождается болью. Я поворачиваюсь в сторону Кира, уже сидящего на диване и смотрящего на меня непроницаемым взглядом.

— Что? — флегматично спрашиваю я, стараясь сесть.

— Пытаюсь понять, какого хрена, — звучит короткий ответ, и я, вспоминая последние события, насколько возможно, насмешливо произношу:

— До него мы как раз и не дошли, благодаря тебе, кстати.

Кир резко вскакивает с дивана и начинает мерить шагами комнату, отчего тошнота снова подступает к горлу, и я отворачиваюсь.

— Я думал, мы уже никогда не вернемся к этой теме, — звенящий голос друга отскакивает от стен, усиливая мою мигрень, — но у тебя очевидно другие планы, и мне очень интересно узнать, как долго это еще будет продолжаться.

В комнате повисает тишина и я перевожу отсутствующий взгляд на Кира.

— Что именно?

— Твои запои, — нетерпеливо цедит друг, — и я, и твоя сестра уже сто раз с тобой об этом говорили, и я думал, ты понял, что образ жизни пора менять.

— Какая прелесть, ты читаешь мне нотации о пьянках, — слетает с моих губ прежде, чем я успеваю подумать.

Лицо Кирилла тут же меняется.

— Я сделаю вид, что этого не слышал, ­— замерев напротив меня, произносит он, — и да, Игорь, я буду читать тебе нотации, потому что мои загулы случаются раз в год, и то, такого больше не повторится, а ты неделями заливаешься всем, чем можно, насрав при этом на близких людей. Ты хоть подумал о своей сестре? — последние слова Кир буквально выкрикивает, отчего в ушах неприятно звенит, но это меркнет на фоне мигом вспыхнувшего раздражения.

— Не говори мне о Лене, — рявкаю я, — ей не надо этого знать.

— Да что ты? — прерывает меня Кир. — А кому надо? Тем бабам, которых ты трахаешь по углам? Или кому? — я неотрывно смотрю на беснующегося друга, давно я не видел его в таком состоянии, но ни раскаяния, ни стыда я не чувствую. — Я знаю тебя со своих шестнадцати и твои выкидоны видел на протяжении всех этих лет, но ты, черт возьми, нихрена не взрослеешь, наоборот, все только усугубляется.

— Но это же ты у нас стабильный, — в тон другу отвечаю я, — только я говна выжрал не меньше твоего.

— Я знаю, — выдыхает Кир, — ты многое сделал для меня, не говоря о том, что вытащил меня из того дерьма, в котором я рос, и я не хочу видеть, как ты гробишь себя, так что если не хочешь подумать о себе сам, значит, я подумаю.