– Вот видишь, кызым, как он переживал, пока тебя не было. А представляешь себе, если ты уедешь? Я тогда его немного подколола – видела бы ты его реакцию. Он сказал, что и здесь много хорошей работы. – Эбика Назима рассмеялась.
Я не стала делать выбор – понимала, что оставить папу и эбику здесь, а самой навсегда уехать – я не могла. Они были моей семьей. К окончанию института я, как говорила наша соседка Гульнара апа, превратилась в сочную ягоду. Кстати, муж-осел пропал, а вместо него появился высокий молодой человек, который частенько стал заглядывать к ней домой и оставаться на ночь. Эбика была в ярости – обещала, что повесит плакат на первом этаже подъезда. Когда я спросила, о чем же будет плакат, эбика сплюнула и ушла. Тогда я скрыла улыбку на лице. Какая же она, все-таки, ранимая и честная, моя эбика. Я повзрослела и теперь все прекрасно понимала. Сейчас мне никто не мог запрещать общаться с Гульнарой, и я была этому несказанно рада.
Конечно, я не считала себя сочной ягодой, скорее, немного подсушенной: узкие бедра, почти полное отсутствие пятой точки и груди. Но, лицо —то самое лицо, которое смотрело на меня со всех фотографий, лицо, на котором так часто залипал отец. Волосы, непослушной копной спускались мне на плечи: кудри свои не любила, поэтому на втором курсе просто их отстригла. Знала, что могу довести эбику до инфаркта, поэтому, убрала немного длину до плеч, выпрямив пряди. Алая помада очень шла к моим зеленым глазам и черным волосам. Я чувствовала, как во мне зарождается протест, правда к чему именно, я не сразу поняла, но свободу от предрассудков и узости религии, мои близкие воспитали во мне сполна.
Слава Всевышнему и моему просвещенному уму – я осталась нормальным человеком, с нормальной психикой, даже после всех лет, которые были наполнены «почтением и уважением к мужу своему», «татарской скоромной жене», «полным отсутствием мужчин среди друзей и знакомых». Я не знаю, почему все нравоучения эбики не сделали из меня тихую и застенчивую девушку, которая боится поднять глаза на мужчину, поэтому, после окончания преддипломной практики в одной крутой компании, в тот самый последний день, за обедом ко мне подсел человек. Мужчина. Красивый. На удивление, мне стало стыдно, и я опустила глаза.
– Привет.
– Привет. – Я продолжала помешивать суп в тарелке, заливаясь пунцовой краской. Черт, я же думала, что отношусь к категории свободных и ничего не боящихся особ. А на деле, черт бы побрал, из меня вылезла та «татарская преданная жена». И я уже два раза вспомнила черта.
– Я Андрей.
– Айсель.
– Да, я знаю.
Повисло молчание.
– Знаешь, я увидел тебя еще когда ты только пришла к нам на практику. Хотел подойти в самом начале, но суровый взгляд твоего постоянного телохранителя останавливал меня. – Парень засмеялся.
И я тоже. Как дура – прыснула со смеху.
– Это мой отец.
– Я так и понял. – Он посмотрел на меня той честной и искренней улыбкой, которая говорит за человека все и даже больше.
Айсель подняла глаза и встретилась с его самыми добрыми глазами на свете.
– Сегодня узнал, что у тебя последний день, поэтому, собравшись с духом, решил подойти.
– Что же такого страшного?
– Я ужасно боюсь твоего отца. Даже не представляю, как тебя отпросить на свидание?
И снова этот взгляд.
– Не надо ни у кого ничего спрашивать. Я согласна.
И это было не последнее СОГЛАСНЫ в нашей с ним истории. Папа, ничего не подозревавший о начальнике с небесно-голубыми глазами, раструбил всем родственникам и соседям о том, что его дочь взяли в крупную компанию. Нет, я, конечно, тоже была горда собой, но знала, каким взглядом каждый день меня встречает этот прекрасный дьявол – и мне было стыдно. Я знала, что не делаю ничего плохого, но вот то, о чем я думала – было просто ужасным. Я старалась закрыться, уйти, зарыться в работу – только бы не видеть и не слышать его. После работы я мчалась домой. Конечно же, ни на какое свидание с ним я не пошла. О чем речь? Я же едва его знаю. Со временем, проработав в компании почти 6 месяцев, немного расслабилась: вот тогда-то он меня и поймал.