Я могла часами просиживать на лестнице, у нашего прежнего дома и наблюдать за жизнью, которая кипела, бурлила, неслась стремящимся разноцветным, громким, безудержным потоком. Иногда, в минуты счастья, я готова была сама пуститься в пляс вместе с улыбчивыми местными жителями, покупала себе яркую одежду с национальным орнаментом и разгуливала так по городу. Город проник в мои жилы, в мою кровь. И даже если я задыхалась, я жила.

Все эти мысли пробегали в моей голове за те доли минуты, что я готовила сыну завтрак.

Посмотрела на него и слезы стали душить меня. Нехотя, разбудила.

Он завтракал и видел, как я за ним наблюдаю, как будто хочу впитать в себя каждое его движение.

– Мам ты чего так смотришь?

– Ничего. Просто любуюсь.


07.15. – Мы вышли с ним из дома, где нас приютила Маурика.

Маурика. Эта потрясающая женщина, которая, казалось, никогда не унывала. Ей и ее родным, когда- то пришлось пережить удушающий расизм, апартеид, безвластие и современное засилье преступности, но при всем при этом она откуда-то находила сила жить и дышать, и при этом я видела, что она искренне радуется своей жизни. Да, у нее не было детей и мужа, но, каждое воскресенье она, красиво повязав платок на своей кудрявой голове и надев потрясающее платье, спешила на воскресную мессу, где, скрестив руки в молитве, отчаянно взывала Богу и благодарила его за жизнь. А вечерами после работы, ходила в местный паб и общалась с мужчинами. У нее даже появился друг, который ей очень нравился. Всю себя она отдавала детям и школе.

Господи, в свои 40 с лишним, я оказалась на другом континенте, без работы и средств к существованию, у меня не было собственной крыши над головой, зато был ребенок, которого я потащила на другой край света, разлучив с родными ему людьми. Я больше не могла выносить этого. Приступы удушья, которые преследовали меня, стали невыносимыми.

Ярик надел свой портфель, и мы двинулись по улицам города…… в сторону школы. Каждый шаг приближения к школе был для меня адом. Я взяла его за руку и прижала к губам. Мимо проносились машины, люди, свистели полицейские. Подул ветер, поднимая пыль. Я протерла глаза, пытаясь унять, подступавшие слезы.

– Ну все, я побежал, – сын хотел уйти, но я схватила его и снова прижала к себе. И зарыдала. Я разревелась, причем так сильно, что прохожие стали поворачивать голову в мою сторону.

– Мам, ты чего.

– Ничего, прости, – я вытерла глаза. – Иди сынок, и всегда знай, что я тебя очень люблю, и буду любить всегда.

Ярик кивнул головой и побежал в школу.


07.45. – Я пошла в сторону пляжа. Позади осталась Столовая гора. Сегодня она была покрыта гигантской скатертью молочного тумана, нависшего над городом. А рядом громоздились домики-домики-домики, как будто люди пытались победить природу. Куда уж там. Морской бриз немного привел меня в чувство, и я перестала бояться. Я всего лишь маленькая песчинка этого большого мироздания, пыталась повторять я себе под нос.


30 лет назад.

Айсель.


1.


Эбика Назима нежно замешивает тесто. Я с восторгом наблюдаю за тем, как мука и сметана, в сочетании с яйцом и водой, превращаются под ее чуткими руками во что-то мягкое, пышное, теплое. Ничто не пахнет так, как тесто моей эбики. Ее волосы заправлены в белую косынку, поверх домашнего платья повязан фартук. Я заворожено смотрю на ее уши – там висят золотые серьги, в виде полумесяца – кажется, эбика их никогда не снимает. Волосы немного выбиваются из-под косынки, она пытается заправить их обратно и оставляет у себя на лбу белый след от муки. Я начинаю смеяться. Эбика Назима навсегда останется в моем сердце, как что-то родное, теплое и нежное. По сути, она меня и воспитала. Папа Рустам всегда был на работе, бабай умер рано, поэтому, эбика, когда умерла моя мама, все-таки решила перебраться в город: она понимала, что девочке нужна женская ласка и любовь. Но, я часто видела, как она тоскует по деревне, и как только наступало лето, она, схватив меня под мышку, уезжала в свою деревню, к смородине, яркой вишне, и соседским петухам. Дом, промерзший зимой, с приездом своей хозяйки снова оживал и наполнялся жизнью и запахами, которые я чувствую и сейчас, спустя десятилетия.