Рядом стоящие массивные тополя с крупными обнаженными кронами искрились неоновым огнем, расплавляя воздух. Зеленоватые лужи клокотали подо льдом, как варево в котлах ведьм. Мои ноздри наполнились колючей едкой гарью, и она принялась разъедать мои легкие с каждым вдохом. Меня пытались умертвить чувства отчаяния и безысходности. Все эти ужасные ощущения скрутили грудную клетку, заставляя задыхаться, а сверху на меня тяжелым грузом давила фобия.

Тряхнув головой, я избавилась от рентген-зрения, вторично очутившись в людском мире, вдыхая как можно чаще свежий воздух и непроизвольно откашливаясь. Хорошо, что поблизости не оказалось ни души.

Прокашлявшись, с горящим лицом и колючими слезами в глазах я встала на ноги и, схватившись одной рукой за козырек, спрыгнула с него к входным стеклянным дверям рядом с огромным панорамным окном, за которым находилось фойе. И только став видимой, в дверях столкнулась с объемной женщиной, уткнувшейся в сотовый телефон.

– Смотри куда прешь! – жестоко бросила она мне и устремилась вперед, при этом по-прежнему глядя не себе под ноги, а в экран телефона.

– Какие все злые стали, – поразилась я и юркнула внутрь.

Я готова была отдать на отсечение руку, утверждая, что раньше люди были добрее и вежливее, готовые друг другу прийти на помощь. Сейчас же время изменилось, и с приходом новых технологий поменялись и люди. Теперь они готовы друг друга убить, унизить, оклеветать, тем самым подпитывая почитаемое Сатаной чувство – Гордыню внутри себя.

Вторым человеком, который мне откровенно нахамил, стала высокомерная женщина в регистратуре. Она смотрела на меня поверх очков так важно, как будто в эти минуты спасала пациентов от смерти, а я ее отвлекала попусту своим вопросом об амбулаторной карте. Естественно, это был мой первый поход в поликлинику, поэтому медицинский документ женщине пришлось заводить с нуля, отчего она рассердилась еще пуще и буквально чуть ли не в лицо бросила мне готовую карту.

За моей спиной стояла широкая вертикальная опора. Я зашла за нее и, воспользовавшись тем, что колонна скрывает меня от посторонних глаз, приняла невидимый облик и включила рентген-зрение. "Ого, сколько сюда успело набежать людей", – поразилась я, когда вышла обратно в просторное фойе. Они рыскали туда-сюда с отрешенным пустым взглядом, не понимая своего предназначения. Это же души скончавшихся в поликлинике людей!

– Дочка…

Услышала я голос позади себя и почувствовала затылком дыхание призрака.

Я обернулась. Передо мной стояла низенькая старушка, скрюченная как вопросительный знак. На ее голове красовался колоритный павлопосадский платок с яркими красными цветами. Одета она была не по погоде – в тонкий советский плащик светло-коричневого цвета, длиной ниже колена. На ногах – полосатые колготки в тон и ботиночки. Лицо ее было в глубоких морщинах, а глаза выдавали горечь и усталость.

– Почему вы здесь ходите? – спросила я. – Почему вас не забирает Смерть?

– Нас не выпускает оно…

– Кто?

– Оно страшное, черное… – глаза бабулечки наполнились страхом от пережитого бедствия. – Склонилось надо мной, когда я ждала очередь к врачу, доченька, и теперь я не могу отсюда выйти.

– А через парадную дверь? – сориентировала я ее, указав пальцем.

– Я не вижу дверей. Здесь одни стены…

Мимо нас пронеслась техничка с ведром, и мы с бабушкой завибрировали в воздухе, а секунду спустя старушка исчезла.

– Бабушка? – позвала я.

Но что-то мне подсказывало, что больше я ее не увижу. Другие призраки не замечали меня, и тогда я, избавившись от рентген-зрения, стала видимой. Затем сняла куртку и отправилась в гардеробную.