– Да пойми, дуреха, не спасаешь ты меня. Спасаю я Антошку, это мой долг!

– Мало мне гибели любимого человека при обрушении подъезда, так еще и ты.

– Эль, прекрати вести себя как психованный подросток. Ты другая! Тебе ни один век.

– Но что поделать, если я все чувствую? Его больше не будет со мной, отчего крайне больно. Я виновата в его смерти, и теперь больше не хочется никого спасать. Ты хоть раз видела тех, кто управляет нами? Почему бы им не апгрейдить наши силы с появлением нового Зла? Мы слегка устарели.

– Твоя новая сила – это сын, угроза всему злу! Вот оно, обновление. Нам остается только оградить Антошку от Зла, пока мальчуган не подрастет.

– Как мы будем без тебя?

Паника большим щетинистым шаром раздувалась у меня в области легких. Я не желала воспринимать мысль о спасении мира без моей горячо любимой Наставницы рядом.

– Появится другой Наставник…

– Мне не нужен другой Наставник! – рассердилась я, сжав кулаки. – Я никого не приму!

– Эль, давай уже надерем задницы нечисти в этом городе? Я уверена, в процессе мы найдем зацепку!

Из рукава моей куртки выбрался крестовичок из Южного леса. Словно невесомый, крохотный паучок вскарабкался по руке и устроился на плече.

– А это еще кто? – уставилась на него Нина, склонившись к моему плечу.

– Паук!

– Ты же их боишься!!!

– Нин, ты это… Научи Малышку нашим штучкам? Пусть предупреждает нас об опасности. Ты права, люди не виноваты в моем горе. Что там у нас?

Я сняла куртку, в кухне вымыла руки и принялась готовить смесь для моего малыша.

– Например, Свистун, – Нина подставила ладонь к моему плечу, и паучиха перебралась к Наставнице. – Свистун – это демон. Ранее был человеком, а точнее, мальчишкой. Убил отца за частые побои.

Выпучив глаза, я бросила удивленный взгляд в сторону Нины и отправилась в детскую, где в кроватке уже не спал младенец. Я взяла сынишку на руки и уселась с ним в кресло-качалку. Солнечный, словно яркое ясное утро, малыш светлыми глазками смотрел на меня, уплетая смесь. Теплота мягко окутывала меня, стараясь пересилить смятение, не дающее покоя.

– Тогда дед, сложив кости отца мальчонки в мешок, – продолжила Нина, – проклял того и отправил скитаться. С той поры каждый год он заглядывает в жилища, после чего ни с того ни с сего умирает один из членов семьи.

– Как бы мне хотелось быть смертной и прожить эту жизнь с любимым человеком и сынишкой. Растить Антошку, наслаждаясь каждым мигом с ним и мужем…

– Эль, ты слышишь меня?

– Да…

– Кстати, помнишь, ты жаловалась на зуб? Я записала тебя к стоматологу на завтра. Пойдешь? Заодно поликлинику проверишь, что-то там не так.

– Да это сто пудов стоматолог кошмарит!

– Ну ты проверь, на всякий случай.

Солнечные лучи лениво окрасили стены и окна стоящей напротив многоэтажки в розовый свет, убрав с еще недавно черного неба россыпь мерцающих звезд. Я, приняв невидимый облик, вышла на застекленный балкон, встала в проеме открытой створки и спрыгнула вниз с последнего этажа, на котором мы снимали квартиру. И приземлилась на мерзлой земле в палисаднике возле дома.

Морозный апрельский воздух наполнял мои легкие прохладной свежестью. Снег практически растаял, кроме небольших грязных островков по сторонам тропинки за бетонным бордюром, ведущей к поликлинике. А лужицы талого снега, скопившиеся в ямках на асфальте, по утрам покрывались тонкой пленкой льда.

В невидимом для смертного глаза обличии я осторожно опустилась на козырек здания муниципальной стоматологии. Лечение моих зубов тесно переплеталось с миссией уничтожения зла по наводке Нины – зла, которое якобы нависло над пациентами. Мои зрачки стали зеркальными и словно мерзлыми, когда я включила рентген-зрение, с помощью которого свободно выявляла замаскированного демона.