Позже появились ложные сведения о том, будто генерал Драгомиров сам отказался от должности главнокомандующего действующей армией. Впрочем, самому Михаилу Ивановичу к наветам было не привыкать. А вот Лукомский с недоброй и несправедливой молвой о нем смириться так и не смог.

На обратном пути в Конотоп Лукомский вовсю старался отвлечь тестя от размышлений не столько по поводу несостоявшегося назначения, сколько нетактичного поведения императора. Но об анекдотах не вспоминал, да и тесть не напомнил, теперь их поверка была уже не к месту.

Оживился Драгомиров лишь после того, как Александр Сергеевич затронул еще одну больную для него тему, вспомнив о невыполненном поручении генерала:

– Вы знаете, Михаил Иванович, мне так и не удалось пока подобрать вам толкового боевого офицера в качестве помощника по переработке вашего учебника тактики…

Генерал на минуту задумался, а потом спросил:

– Как думаешь, отпустят ли с фронта моего Володю? Лучшего помощника мне и желать не надо… Я уже написал сыну, а также, теперь уже бывшему, командующему Куропаткину…

Владимир Михайлович Драгомиров участвовал в Русско-японской войне с самого ее начала. Первое время в качестве офицера Генерального штаба, а в самом начале года получил под свое командование полк.

– Куропаткин вряд ли вам отказал, впрочем, мы об этом скоро узнаем…

Если честно, Лукомский сомневался в том, что сотрудничество отца и сына в обновлении учебника тактики состоится, если даже Владимир будет отпущен с фронта.

Взаимоотношения генерала со взрослыми уже сыновьями были сложными, если не сказать напряженными. Причина, как понимал зять генерала, скрывалась в принципах воспитания настоящих мужчин, которые исповедовал генерал Драгомиров в собственной семье. Будучи понимающим и заботливым, а то и мягким командиром в отношении младших чинов, чужих сыновей, с собственными он был чрезмерно строг и бескомпромиссен, требовал от них беспрекословного подчинения своим распоряжениям и даже капризам. И добивался желаемого, пока дети находились в доме, в полной зависимости от отца. Все изменялось, когда сыновья, по семейной традиции выбрав военную стезю, уезжали учиться в Петербург, в Пажеский корпус[2]. В редкие приезды на каникулы всеми способами они старались подчеркнуть свою самостоятельность и состоятельность. Часто спорили с отцом не только по бытовым проблемам, но и по военно-теоретическим. И, как улавливал отец, в этих спорах пользовались выкладками его маститых оппонентов. Однажды Драгомиров даже пожаловался зятю, что сыновья по собственной охоте, а не по заданию преподавателей, едва ли прочли хотя бы один из его теоретических трудов или статью в журнале.

Одним из самых упорных оппонентов отца оказывался именно Владимир. Дискуссии между ними иногда были столь жаркими, что в них даже пыталась вмешаться Софья Абрамовна с надеждой урезонить родных людей. В таких случаях от неуемного генерала перепадало и жене – мол, занимайся лучше дочерьми. Но, так или иначе, генерал Драгомиров гордился сыновьями: учились они успешно, под стать ему самому, были кристально честными по отношению к себе командирами подчиненным, преданными отечеству и быстро продвигались по службе.

Поэтому неслучайно, что все сыновья Драгомирова, за исключением умершего в 1911 году Михаила, во время Гражданской войны, не нарушив присягу, оказались на руководящих постах в рядах Белого движения. В Белой армии воевал не только генерал Лукомский, но и другой зять Михаила Ивановича, муж старшей дочери Екатерины, граф Дмитрий Федорович Гейден.

Видимо, поэтому в советские времена о генерале Драгомирове, крупнейшем военачальнике, известнейшем когда-то военном теоретике и писателе, по меньшей мере старались забыть, если не находили мало-мальски уместного повода отозваться критически. А ведь сам Михаил Иванович сыновей в Белую гвардию не снаряжал по вполне уважительной причине. Впрочем, логика у советских наследников большевиков прослеживается – патриот России генерал Драгомиров и своих детей воспитал преданными стране и верными присяге. Такими, что выбора, под какими знаменами воевать в Гражданской войне, у них не было.