Драгомиров лишь недоуменно развел руками:

– Даже Сахаров, министр обороны, не был приглашен на это совещание, представляешь? Думаю, именно он предложил царю мою кандидатуру. А когда тот передумал, Сахаров на совещании ему был бы занозой острой. Вдруг бы выступил за меня… А государь наш споров не любит, ему нужны тишь да гладь, от возражений у него портится настроение…

Лукомский, не выдержав, произнес:

– А что, принять вас заранее и с глазу на глаз сообщить о своем новом решении человеку, которого он так обнадежил и сорвал с места, – это не по-царски?

– Его покойный батюшка так бы и поступил… Впрочем, тот бы не передумал, тот думал раз и навсегда, а кто передумывает, – тут уж, извини, мы люди свои, – тот думать не умеет!

Лукомский сочувственно пожал плечами. А генерал закончил с присущей ему иронией:

– Кроме всего прочего, нынешний государь, видимо, считает, что проявлять слабость, испытывать угрызения совести по поводу личных переживаний какого-то генерала – совсем не царственная слабость. Ум у него государственный, заботы – тоже. Целых три дня на подобные пустяки времени недоставало… Впрочем, иного отношения я от него и не ожидал, да и особых иллюзий насчет нового назначения, как ты знаешь, не питал.

Лукомский уже хорошо знал тестя и понимал, что в душе генерала бушуют гнев и досада, что совершенно естественно, и старик таким способом успокаивает сам себя. А еще он подумал о том, что еще неизвестно, удалось бы Драгомирову переломить ход войны на Дальнем Востоке, слишком уж далеко зашло дело, но новое назначение уж точно продлило бы ему жизнь.

А потом устыдился сам себя: что ж это я хороню его раньше времени?

Совещание в Царском Селе проходило 28 февраля по старому стилю, что подтверждает Николай II в своем дневнике. В ожидании приема у царя генерал Драгомиров, по словам Лукомского, провел в столице три дня – 25, 26 и 27 февраля. Чем же был занят царь в эти дни? Обратимся к его дневнику.

«25 февраля. Пятница. Опять скверные известия с Дальнего Востока. Куропаткин дал себя обойти и уже под напором противника с трех сторон принужден отступить к Телину. Господи, что за неудача.

Имел большой прием. Вечером упаковывали подарки офицерам и солдатам санитарного поезда Аликс на Пасху.

26 февраля. Суббота. Вдвойне грустный день в этом году. В походной церкви была отслужена заупокойная обедня. Завтракали вместе. Принимал доклады. Погулял, было совсем тепло.

27 февраля. Воскресенье. Целый день шел дождь. Были у обедни и завтракали со всеми по-воскресному. Дети почти поправились. У маленького сокровища был сильный жар с кашлем. Гулял. Обедала Ксения».

В своем дневнике в записи от 28 февраля государь был краток…

«Начали говеть в походной церкви… Завтракал д. Алексей. Затем у меня происходило военное совещание по вопросу о Куропаткине. Приняли участие: д. Алексей, Николаша, Драгомиров, гр. Воронцов, Фредерикс, Гессе, Сухомлинов, Рооп и Комаров. Погулял, таяло».

Царь, видимо, полагал, что уже само присуствие отставного генерала на таком важном заседании Государственного Совета вполне оправдывает его срочный вызов в столицу. К тому же, при встрече со стариком он старался быть любезным и предупредительным.

Прощаясь с Драгомировым, Виктор Викторович Сахаров счел нужным извиниться:

– Простите, дорогой Михаил Иванович, только сорвал вас с места. Я и сейчас уверен, что ваше назначение принесло бы пользу кампании и стране. Но что вышло, то вышло…

Драгомиров молча обнял друга, а на прощанье крепко пожал ему руку.

– Ты, Александр Сергеевич, не переживай за меня. У меня есть чем заняться, отвлечься на досуге, – успокоил Драгомиров зятя. – Тем более, ты знаешь, я до конца и не верил в такой подарок судьбы. Когда-то же должно везение кончиться…