– Драгомирова спросили, что бы он сделал, если бы турки напали на Россию и на следующий день оказались бы под Киевом. Михаил Иванович, недолго думая, снял с пальца обручальное кольцо и предложил собеседнику надеть его на ногу. «Это невозможно!» – «Вот так и невозможно, чтобы турки напали на Россию».

– Запамятовал, но не исключаю: люблю наглядные пособия.

– Как-то Николай II решил подшутить над генералом Драгомировым: «Михаил Иванович, отчего нос у вас подозрительно красный?»

При всей свите Драгомиров спокойно ответил: «А это потому, ваше величество, что на старости лет мне от всяких глупых щенков приходится получать щелчки по носу».

– Да, намек – добрым молодцам урок. Но государь наш хорошо воспитан, он и виду не показал, что принял намек на свой счет. А может, и действительно не принял…

– Простите, Михаил Иванович, а это ваше выражение про государя: «Сидеть на престоле – годен, но стоять во главе России – не способен»?

– Так кто ж тебе правду-то скажет, дорогой мой зять? Особенно в этой ситуации – у паровозных колес тоже есть уши. Но учти, из того, что доходило до меня про меня, – более половины или переврано, или выдумано. Хорошо хоть, что остроумно…

А у тебя еще много историй? А то я уже спать хочу… Давай последнюю, а остальные отложим до другого случая. Может, на обратном пути, а может, если Бог даст, то и по пути на Дальний Восток. Дорога туда длинная…

– Извините, Михаил Иванович, утомил вас. Последний так последний, но – на злобу дня.

«Один из приверженцев генерала Куропаткина при Драгомирове обозвал японцев макаками. А эти макаки уже успели нанесли два поражения русской дальневосточной армии. Драгомиров ответил:

– Не спорю, пусть они и макаки, только мы – кое-каки».

– Да, я так выразился на реплику генерала Сахарова. Только не министра нашего, а его брата Владимира Викторовича, который вскоре отправился на Дальневосточный фронт.

Ну а теперь доброй ночи, дорогой. Спасибо, потешил меня, вот не чаял так не чаял.

* * *

Прямо с поезда Михаил Иванович направился к военному министру Виктору Викторовичу Сахарову и по телефону из его кабинета дал знать о своем приезде Фредериксу, министру двора. Сахаров предложил Драгомирову остановиться у него, но тот отказался.

– Спасибо, Виктор Викторович, дорогой, и прости, но я уж подожду высочайшего приема в салон-вагоне, привык уже. Да, может, и недолго ждать придется…

Прошел, однако, день, второй, а от императора – никаких известий. Настроение Драгомирова стало ухудшаться, а с ним и самочувствие – снова появилась слабость, отяжелели ноги.

Когда на третий день получили уведомление, что государь ждет его 28 февраля в Царском Селе для участия в важном совещании по поводу смещения Куропаткина, Драгомирова оно уже не могло обрадовать. Будучи хорошо знакомым с тонкостями дворцового этикета, Михаил Иванович сразу понял, что царь передумал или его отговорили.

Уезжая в Царское Село, сказал зятю:

– Прикажи собираться – уедем, чую, царских щей не похлебавши.

Лукомский пытался что-то возразить, но Михаил Иванович только рукой махнул.

Николай II при встрече с ним был по-царски предупредителен и любезен. По-царски же сделал вид, будто никакого предложения от него не поступало. На совещание в узком кругу бывший его учитель тактики будто приглашен как большой дока в военном деле и член Государственного Совета. Как говорят, сохранил добрую мину при плохой игре. Все совещание Михаил Иванович просидел не раскрыв рта… Вернулся усталым и разбитым:

– Назначили генерала Линевича…

– Линевича? – удивился Лукомский. – Николай Петрович хороший полковой командир, но командовать миллионной армией в условиях войны? К тому же он непопулярен в войсках и только на восемь лет моложе вас…