– Она холодная, для нужд кухни, это другое. А готовить мы будем картошку в мундире. Нарежем лука и откроем банку с селедкой. Дед такое любит.

– Фу, с луком? Серьезно? – не сдержавшись, зажимаю нос рукой, будто тут уже воняет.

– А ты целоваться собралась, Исаева?

7. Глава 7

Вероника

– С кем целоваться-то? Я в этой вашей глухомани даже никого не знаю. Ни одного нормального претендента.

Сказав эту колкость, чувствую удовлетворение от вытянувшегося лица Барова. Надо его добить. Не на то рассчитывал, милый?

– А вообще, чем мы с тобой здесь заниматься будем? Куда мы можем сходить? На покос травы, дойку коров или в лес за ягодами? – интересуюсь как бы между делом.

– Так не терпится поработать? Похвально, Исаева, – «стреляет» в меня указательным пальцем. – Я от тебя такого не ожидал, прямо не узнаю. Тогда давай мой картошку. А я, так уж и быть, почищу и порежу лук.

– Зачем ее мыть? Она же будет в шкурках? Разве ее не варят прямо так? И когда ты вообще готовить научился? – смотрю на него с большим сомнением.

– Сварить картошку может даже ребенок. Это же просто примитив, – закатывает глаза, ленивым движением доставая покарябанную доску и крупный нож-тесак.

– Осторожно с ним, – киваю на него, – не отрежь себе что-нибудь очень ценное.

– А что? – Подмигнув, достает несколько луковиц, начиная их чистить. – Ты сильно переживать будешь?

– Мне-то что, – фыркнув, пожимаю плечами и принимаю равнодушный вид. – Вот девки твои расстроятся.

– Не переживай, Исаева, мы с ними как-нибудь разберемся. Ты лучше мой картошку, а то мы так ее год варить будем.

– Вот за что мне это наказание... – воздеваю глаза к потолку, начиная мыть холодной водой картошку, вываленную в раковину. Стараюсь не думать, что он меня опять уделал в разговоре. И девки это, не отрицает же…

Какая гадость. Рукам холодно, песок противно скрипит под ладонями, вода отскакивает от корнеплодов и брызжет на мое платье. Не догадалась я фартук надеть. С горем пополам завершаю эту неприятную манипуляцию и загружаю картошку в кастрюлю.

– Теперь налей туда воды и поставь на огонь, – отдает распоряжение Баров странным сдавленным голосом.

Сделав, как он сказал, разворачиваюсь на месте.

– Что с тобой? Ты что, плачешь?

– Чертов лук, твою мать! – шипит он, бросает нож в сторону и, подбегая к раковине, начинает яростно мыть свои глаза.

Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, до того забавно он выглядит. Но, как ни стараюсь, смех всё равно прорывается наружу, и я начинаю безудержно хохотать. Плачущий Баров – это что-то новенькое.

Поднимает настроение на раз. Прямо как бальзам на мою израненную его предательством душонку.

– Смешно тебе? – надвигается на меня он, отфыркиваясь и вытирая лицо полотенцем.

Он так внезапно оказывается рядом, что я не успеваю сориентироваться.

Придвигает меня к столешнице. Упирает руки в ее края и нависает сверху своей мышечной массой. Свирепое лицо склоняется надо мной. Губы сжаты в тонкую полоску, а взгляд испепеляет.

– Не сжимай челюсти, Баров, сотрешь зубы в порошок, – елейным голоском советую, стараясь не показывать, что он застиг меня врасплох.

– Очень умная, да? – вцепляется пальцами в мой подбородок, подтягивая его наверх.

Атмосфера сгущается, как перед грозой, и я теряю способность дышать и адекватно мыслить.

Мысли напрочь улетают из головы от близости Барова. Нервно сглотнув, пытаюсь избавиться от наваждения. Ответить новой колкостью, оттолкнуть его, физически воспрепятствовать. Но не могу. Это сильнее меня.

Да и ведь потом от него будет вонять луком.

Надо ловить момент. Нелепое оправдание, Исаева…