Кроме того, у меня было подозрение, что командир полка выделяет меня из числа командиров остальных мотострелковых рот, больше и чаще спрашивает моё мнение, что вызывает раздражение у комбата.

С другой стороны, комбат начал действовать всё более и более уверенно и профессионально. Одновременно с этим у него в общении даже со своими заместителями, начало проявляться некоторое высокомерие и раздражение. Он категорически не любил разговаривать с людьми. Всё больше комбат склонялся к тому, чтобы просто отдавать короткие приказы и отказывал в разрешении задать вопрос или возразить.

Все начали проявлять неудовольствие комбатом, а мне такое его поведение чем-то нравилось. Например, совещания были очень короткими и предельно конкретными.

Однажды я даже заступился за него, когда услышал критику в его адрес. Он не был самодуром, он был умён, начитан, иногда что-то цитировал и делал это очень уместно. Зарубежную литературу он тоже знал, иногда прибегал к цитатам из неё. Как-то однажды он мне задал вопрос:

– Ты знаешь, кто такой Сунь-Цзы?

– Это автор трактата «Искусство войны»?

– Уже неплохо. Читал?

– Нет.

– Плохо. Приедём с войны, займись серьёзным чтением.

На этом разговор был закончен. Я перестал быть ему интересен как собеседник.

Он не любил людей, это было видно. Педант во всём, он делал над собой очень большие усилия, для того чтобы сдерживаться. Низкий уровень воинской дисциплины в батальоне и то, что он не мог что-то кардинально изменить, делали его крайне нетерпимым в общении, а его вполне нормальные требования для батальона, где соблюдались бы все воинские законы, здесь выглядели как придирки и чванство. С ним было невыносимо тяжело. Но я всё-таки часто просил его уточнить задачу в целях её уяснения и добивался того, чтобы комбат начал со мной разговаривать, хоть он всем видом при этом показывал, что я тупой. В общем, комбат был полной противоположностью командира полка.

Утром меня вызвал командир полка. Прибыл. На КП полка, кроме командира полка и офицеров штаба полка, находился мужик в камуфляжной форме, в туфлях, без знаков различия. Командир полка обращался к нему «товарищ генерал-лейтенант». Перед штабной палаткой стоял БТР-80 внутренних войск МВД, а у входа в неё рядом с нашими бойцами, стояли здоровые солдаты в обмундировании спецназа внутренних войск МВД.

– Подходи, Юра, сюда. Ближе, – сказал командир.

Генерал поздоровался со мной за руку.

– Юра, тебе предстоит сегодня выполнить очень важную, деликатную и секретную боевую задачу, о её выполнении ты не будешь рассказывать никому до того момента, пока не выполнишь.

Задача выглядела, как несложная. С запада на Грозный наступал один из мотострелковых полков Северо-Кавказского военного округа и упёрся. Не может пока пройти дальше, сильное сопротивление боевиков. Применять в том районе артиллерию и авиацию нельзя по той причине, что в одном из зданий находится засевшая там группа СОБР во главе с майором ФСК, к тому же с ними находится ценный агент-чеченец. Силы у группы на исходе, вот уже второй день они отбивают яростные атаки боевиков. Только что пропала с ними связь, видимо, сели аккумуляторы (надеются, что в этом причина), двое раненых было, медикаментов нет, воды нет, боеприпасы на исходе.

Чеченцы явно не ждут удара с юга. Они хорошо осведомлены о том, чем занят наш полк, и понимают, что мы в город не сунемся, пока не попрёт тот мотострелковый полк, а лишь блокируем его с юга и ждём, когда на нас начнут выходить отступающие под натиском того полка чеченцы. Нашу группу во главе с этим майором надо вытаскивать. Разведроту командир отправить не может, она слишком занята на выполнении другой боевой задачи, но выделит мне одно отделение из этой роты на БРМ.