Врач молодой, серьёзный, с амбициями. День сидит на приёме – никого. Второй – никого. На третий разнервничался, не выдержал, в регистратуру быстрым шагом входит:
– Что-то пациенты ко мне не идут! У ЛОРа – полно, терапевт от наплыва стонет, а у меня – ноль! Может, реклама не прошла? А, Евдокия Ивановна?
– Чегось? – не поняла статистик-медрегистратор. – Кака така реклама?
– Я говорю, народ слыхал-то хоть, что я приехал? Приём веду…
– Эвона чего… А то как же! Прошёл слушок-то, прошёл… А то как же! У нас тутова с энтим строго! – заверила Евдокия Ивановна.
– Господи! Да если бы не разнарядка Минздрава! Видели б вы меня тут!.. – воскликнул психоаналитик и вон из регистратуры выбежал…
В поздние сумерки тётка Евдоха, как есть она статистик болячек, имеющих в посёлке хождение, созвала «тайную вечерю».
– Надобно помочь бы человеку, – говорит она кворуму. – Гость всё-таки. И нервы, по всему видать, ни к чёрту!..
Зашумел бабий сход: отчего же не пособить! А с чем к нему ходют-то, к психоаналитику? С какими хворями он управляться мастер? На что жалобы предъявлять?
На то у тётки Евдохи краткая медицинская энциклопедия припасена была…
Назавтра в кабинет психотерапевта постучали. Опираясь на клюку, вошла бабка Матрёна. Поздоровалась, тяжело опустилась на стул.
– Тревожусь я, милок, – начала без околичностей.
– Так-так… – заинтересовался спец.
– О прошлом годе… картошка у нас, милок, уж больно хилая уродилась. Вот, скажи, меня думка-то и держит – как оно в энтом-то году обернется?..
Азартный огонёк в глазах эскулапа стал угасать.
– Что ещё? – сухо спросил он.
– Мнительной я чегой-то стала, – вздохнула бабка. – Вот оно как!
– Так-так… И в чём это выражается? – вновь оживился психотерапевт.
– Надысь, по радио, к пенсии прибавку обещали. Мнится мне, прибавки той – шиш, да кукиш с маслом сызнова выйдет. Вот помяни моё слово!..
– У вас всё? – опять поскучнел психотерапевт.
– Как же энто всё-то! Энта ещё у меня… Как её…
Бабка Матрена закопалась в носовом платке, связанном в маленький узелок. Наконец, развязала. Там, среди нескольких мятых мелких купюр, обнаружился листок из ученической тетрадки, на котором крупными печатными буквами было начертано одно слово. Врач без труда разобрал его с другого края стола.
– Так что там у вас?
Бабка Матрёна отнесла бумажку подальше от глаз, насколько хватило рук.
– Депрессия, милок. Она, окаянная. Замучила совсем, прямо проходу не даёт! Чисто ревматизьм какой…
Азартный огонёк в глазах эскулапа погас окончательно…
На другой день психоаналитик появился в амбулатории поздно утром, когда солнце жарило уже вовсю, и берег местной речушки стал заполняться ребятнёй. Явился в шортах, шлёпанцах, с полотенцем подмышкой. Весёлый, в хорошем настроении.
– Евдокия Ивановна! Я – на пляж, позагораю. А то что же мне – всю неделю в кабинете париться? Если что, пришлите за мной кого-нибудь, ладно?
– Обязательно, а то как же! Не беспокойтесь! Внучок мой, Васька, такой башибузук шустрый, спасу нет! Зараз на мопеде примчится, если что…
Тётка Евдоха проводила командировочного до калитки палисадника, выждала, пока тот отдалится.
– Слава тебе, господи! Помогло, значит. Молодец Матрёна! Поговори с человеком – ему и полегчает! – вполголоса сказала она и перекрестила психоаналитика вслед.
Ушлая личность
В газете «Культура» от 15—21 января 2016 года появилась статья: «Я спросил сегодня у менялы…» Цитата из вреза: «55 лет назад, в январе 1961 года, в СССР стартовала денежная реформа – с монет и купюр исчез один ноль. Однако в ходе деноминации возникли лазейки, которыми воспользовались различные ушлые личности. Осведомлённые граждане еще в 1960-м принялись массово скупать медь – монеты достоинством в одну, две, три копейки. Ведь после реформы они сохраняли номинальную стоимость, то есть де факто дорожали в десять раз». Тут-то мне и вспомнилась эта история.