Переехал куда-то. Но сути это не меняло. Своего Одинцовы добились.

Их сынуля бросил неугодную им девицу… на пятом месяце беременности. Вот тогда-то мама и познала все «прелести» жизни. В деревне беременную девушку – брошенную и едва окончившую школу – тут же окрестили прожженной шлюхой. Беспринципной потаскухой. И падшей женщиной. Каждый от мала до велика считал нужным оскорбить ее. И крикнуть что-нибудь обидное в спину. Знали, что за нее некому заступиться. Дед тогда был уже очень плох. А едва Тоне исполнилось два месяца, он и вовсе Богу душу отдал. У них осталась лишь бабуля. Мама рассказывала, что в те минуты чудом не свихнулась. Она тешила себя лишь одним – надеждой.

Призрачной надеждой, что, когда ее любимый мужчина вернется домой, весь этот кошмар закончится. Что, взглянув на них, он поверит ей. Простит. И все будет как раньше. Или лучше. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Увы!

Он не поверил ей. Не простил. И даже слушать ничего не захотел о своей уже родившейся дочери. Более того, спустя какой-то месяц после демобилизации вообще женился на все той же Марине Романовне и… зажил счастливо. Вскоре и она подарила ему дочку. Желанную. Любимую. Родную. А своего первенца… Тоню он отказывался признавать. Будучи совсем маленькой и отчаянно нуждаясь в отце (а кто именно им являлся, мама никогда от нее не скрывала), Тоня частенько подбегала к нему, едва видела на горизонте, и пыталась обнять, вопя во все горло: «Папа!».

Но… Петр Андреевич с каменным лицом… всегда торопливо отстранял ее от себя и сухо отвечал, избегая даже ее прямого взгляда:

— Я не твой папа! Я папа Алисы! Запомни это наконец!

А Тоня не хотела запоминать. Ее глупое детское сердечко всякий раз разбивалось вдребезги от его слов. И горькие слезы градом стекали по щекам.

Но время шло. Она росла. И чем старше становилась, тем сильнее презирала все их семейство. И бабку, которая всегда смотрела на нее с презрением. Как на чужую. И отца. И Алису. Особенно Алису! Умом-то понимала, что ни в чем она не виновата. Но чувства и эмоции не поддавались контролю.

Однако, пять лет назад кое-что изменилось…

***

Во-первых, не стало бабули. Очень светлого, доброго, набожного человека.

И Тоня крайне тяжело переживала эту утрату. Не говоря уже о ее матери.

Буквально ополоумев от горя, она решила восстановить справедливость.

Срезала с головы Антонины прядь волос, упаковала ее в конверт и заявилась без приглашения в дом Одинцовых прямо на торжество по случаю дня рождения Петра Андреевича. Мама устроила там грандиозный разнос, высказала все, что о них думает, и всучила конверт своему экс-жениху со словами:

— У меня нет денег! Но у тебя они есть. Сделай тест ДНК, если так уверен в словах своей мамаши! И в моем предательстве. Уверяю, ты будешь удивлен!

Как ни странно… но он действительно сделал его.

С тех пор все узнали правду. И Петр Андреевич задался целью исправить ситуацию. Наладить отношения с… отвергнутой дочерью. Но… ей на тот момент уже исполнилось пятнадцать. И в отце она больше не нуждалась.

К тому же сказывались юношеский максимализм и переходный возраст. Словом, всякий раз, когда отец пытался заговорить с ней, Тоня воспринимала эту инициативу в штыки. И яростно бросала ему его же фразу:

— Ты не мой папа! Ты папа Алисы! Я… помню!

А после уходила, не прощаясь и никак не реагируя на просьбы остановиться.

К счастью, мама в данном вопросе целиком и полностью ее поддерживала.

Она принципиально не принимала от него финансовую помощь, объясняя свою позицию банальным:

— Нам нужна была правда, а не твои деньги! Трать их на свою жену!