И уже в захлопнувшуюся за Вилковым дверь она тихо прошептала:

– Прощайте! Даст бог, мы никогда больше не встретимся.

…………………………………………………………………………………………..

– Дз-з-з-з, дз-з-з-з… Любашенька! Да, пусть валяются, я тысячу новых роз куплю для тебя… Любимая!

– А, здравствуйте, Михаил Борисович, здравствуйте.

– Очень рад видеть вас, Елена Гавриловна…

– Бабушка?! И вы здесь? Так, значит, ваша «однушка» свободна?!

– И ничего я тебя не тащу! Такси уже подъехало. Как «куда?» Конечно, в бабушкину квартиру!

– Потом, потом вещи, наряды, документы… потом!

– Милая, ты знаешь, что такое 8 часов?! Это целый мир, вселенная, это сто пятьдесят жизней. Это ма-а-а-ленькое мгновение…

– Эй, шеф, распахни для нас двери!

– Вперед!

– А вазу тоже мы уронили? Плевать, я новую куплю. Какой-какой век? Ах, XIX… Значит, склею. Убери это проклятое бабушкино одеяло! Что значит «отпусти»? Я же вижу, что тебе нравится! Как это «не смотреть?» Вот… вот… и еще так… А, при чем здесь твои пятки? Ах, вот та-а-ак… О, я и не знал! Тогда, ещё!!

– Сколько-сколько времени?! Не может быть! Точно. Сто пятьдесят жизней оказались такими короткими! Спокойно, не суетись, всё успеем. Я сказал! Не снимай трубку, это наверняка твои родители. Только зря время потеряем на ненужные объяснения. Пусть думают, что мы уже в пути.

– Черт! Похоже, что действительно не успеваем. Без паники! Шеф, прямая дорога в Домодедово. Да, заплачу, не волнуйся! А пока вот здесь стоп! Позвоню по таксофону твоим родителям…

– Михаил Борисович? Отлично, что это вы подняли трубку! Возьмите, пожалуйста, все вещи Любаши. И документы, конечно. У нее все собрано, в её комнате. Германия ждать не будет! И быстро в аэропорт, мы там вас встретим. Замечательно! Погнали, шеф! Штрафы тоже оплачиваю.

– Видишь, родная, как все прекрасно получилось! Спокойно, девушки, спокойно!! Подумаешь, 20 минут! Вот и подали бы трап прямо к кассе! Да бежит уже, бежит…

– Любушка, родная… Как только вернешься, сразу вызови меня на переговоры! Люблю… Уже скучаю… Милая! Э-э-эх…

…………………………………………………………………

На обратном пути Вилков заскочил почти на полтора суток в родной Ленинград, и все это время полностью посвятил маме. Они даже сходили в кинотеатр и посидели в кафе! А уж нескончаемые разговоры продолжались далеко-далеко за полночь.

Мама постарела. В ее коротко стриженных волосах прибавилось седины, но лучистый взгляд, постоянно обращенный к совсем уже взрослому сыну, оставался по-прежнему молодым и счастливым. Вот только со здоровьем все было вовсе не так замечательно, как она пыталась представить в своих максимально коротких и неохотных пояснениях. Похоже, неизбежной была скорая операция на щитовидной железе. А потом и почки, и сердце…

Денис категорически настаивал, чтобы она прошла полное обследование в стационарных условиях Военно-медицинской академии, а не бегать, понимаешь, вечерами после работы по затюканным, раздраженным и уставшим врачам районной поликлиники. Там даже сдача элементарных анализов затягивалась на месяцы!

Дэн был так горяч и убедителен в своих доводах, что его несговорчивая в плане поправки собственного здоровья мать практически не возражала. А, может, ей просто было очень приятно, что такой взрослый и самостоятельный сын-офицер теперь заботится о ней. Или, во что Вилкову уж совсем не хотелось верить, дела с ее здоровьем обстояли действительно плохо.

Мама, конечно, провожала его на Московский вокзал к поезду. Она прекрасно держалась до самого последнего момента, шутила, смеялась… И лишь, когда по трансляции невнятно объявили об отправлении поезда, а её Денечка собрался шагнуть в тамбур, стремительно прижалась к его боку, обхватила руками широкие плечи и уткнулась лицом в жесткое сукно шинели.