Бабушка говорит, это хуже, чем ложь. Не понятно, почему хуже. Ложь – она явная неправда, что в ней может быть хорошего? Потому что «почти правда», объяснила бабушка, выдаёт себя за настоящую правду, претендует на её место и на её уважение. Люди привыкают, что можно немного слукавить в мелочах, и это всё равно считается правдой.

Но и сами взрослые тоже не всегда правду говорят, даже тётя Женя. Если и не врут в открытую, всё равно где-то да присочинят. Вот и получается «почти правда». Вчера, например, на бабушкин вопрос, почему так долго ходила в прачечную, тётя Женя про очередь рассказывала, про путаницу с квитанциями, а про дядю Шуру, с которым во дворе, где прачечная, чуть не полчаса проболтала, ни слова. Вот и получается, что всей правды она не сказала. Маруся не сомневается, что очередь и что квитанции, но это всё слова, а их с дядей Шурой на скамейке она сама видела, возвращаясь от Таньки Касимовой, которую по арифметике подтягивает, как прикреплённая.

Вот опять же Танька. Маруся, конечно, с ней занимается, но не каждый раз. Вчера, если честно, они смотрели по телеку «Человека-амфибию», пока Танькина мама с работы не пришла. Танька, та вообще не стесняется врать: только ключ в замке, она телевизор – чик! – выключила, быстренько в тетради стала писать что ни попадя, а Марусе учебник в руки сунула. Вверх ногами. Да ещё и говорит матери: «Мы с Марусей так устали, можно нам погулять?». А сама, как только вышли на улицу, ручкой помахала и бегом в соседний двор, к братьям Мухиным из старого флигеля.

Тёте Жене тоже приходится изворачиваться, и Маруся её вполне понимает и не осуждает, не насмехается. У неё на работе начальница, Кирилловна, любит «красивые отчёты». Чтобы в папочку листки были вложены, прошиты и пронумерованы. А главное – титульный лист! Обязательно с рисунком или аппликацией. Содержание её не интересует нисколько. А тётя Женя называет это мишурой, для неё только дело важно, а не дурацкие обложки в цветочек. Но теперь Оля навострилась эти титульные листы варганить за полчаса, и тётя Женя спокойно подшивает их в отчёт. Кирилловна её даже в пример ставит, любуясь очередным Олиным творением.

Так что жизнь вокруг полна полуправдой, почти правдой и разным враньём. А правды уже никакой не бывает. Как говорит бабушка, перевелась.

– Завтра приходите в белых передниках, а мальчики в белых рубашках. Будем фотографироваться классом. Да, Гуменная, белый бант можно, но только белый, а не голубенький или розовый, как в прошлый раз.

Марьиванна собирала тетради в большую клеёнчатую сумку: домой, проверять. Журнал уже был в руках Мишки Мухина, который дежурил в этот день, и Марьиванна поглядывала на него с подозрением – может утащить и переправлять свои двойки. Но Мухин был не в настроении, наверно, заранее переживал из-за отсутствия белой рубашки. Может завтра и вовсе не прийти, «заболеть», чтобы не портить классную фотографию своим непраздничным видом.

У Маруси это фото будет первым. В прошлом году, когда всех фотографировали, она была в санатории, но фотографию класса всё же получила. Правда, без себя. Зато она узнала, как распределяются места. В первом ряду сидят – или стоят, это зависит от фотографа – самые маленькие ребята. Во втором ряду, посередине – Марьиванна, а с боков двое отличников. Если их больше, то остальные – в третьем ряду по центру, над Марьиванной. Чтобы она вся-превся была в отличниках. Вправо и влево от отличников выстраиваются хорошисты, а троечников и двоечников ставят по краям, где больше всего искажаются лица. По всему Маруся должна быть где-то рядом с Марьиванной.