И что самое невероятное, Марьиванна с этим согласилась, и Юрку поставили рядом с Марусей. Они должны были смотреть в светлое будущее, слегка выставив вперёд левое (а Маруся правое) плечо. К ним уже по бокам пристраивались хорошисты, и фотограф, подкручивая объектив, произносил последние команды.

Что же это такое? Как Маруся могла оказаться в паре с двоечником и даже второгодником? И всё это над головой Марьиванны! Раз так, плевать на красоту! Да здравствует историческая правда! И Маруся молниеносным движением вытащила из кармана очки, нацепила их на нос и устремила бодрый взгляд в будущее, вернее, на верхнюю полку книжного стеллажа.

Когда фотографии были напечатаны, Маруся болела и поэтому избежала скандала. Навестившие её Лариска с Наташкой, прыская в кулак, передавали в лицах, как фотограф принёс множество дублей, как Марьиванна пыталась из них выбрать что-то путное, сердилась и обвиняла фотографа в недосмотре. Он в ответ блеял, как баран, повторяя: «Ну не-е-ебыло этого, не-е-ебыло».

– Так откуда взялось?! – повышала голос Марьиванна.

– Не-е-е-зна-а-а-ю, – продолжал блеять фотограф, – это всё ваши отличники.

Лариске удалось стянуть шесть забракованных проб, которые остались лежать на подоконнике, и девочки стали разглядывать снимки, поминутно заваливаясь от смеха на диван и сползая с него на пол. «Это всё из-за тебя, Маруся», – хохотала Лариска, а более серьёзная Наташа предрекала последствия.

Только на одной фотографии Маруся получилась нормально: она с интересом что-то рассматривала на горизонте, но у Марьиванны, как назло, были закрыты глаза. Все остальные пробы были одна хуже другой. То очки на Марусином лице сидели так косо, будто их кто-то пытался смахнуть, что объяснимо, учитывая скорость их перелёта из кармана передника на нос. То Маруся, одна-единственная из класса, улыбалась во весь рот, словно в дверь заглянул Олег Попов, при этом её очки блеснули, и глаз не было видно. Один кадр страшно портила Марусина улыбка, якобы таинственная, но в то же время безумная, которая смотрелась особенно дико рядом с суровой мрачностью Юрки Гришина и благостным, полным всепрощения и доброты, ликом самой Марьиванны. Остальные снимки отличались только степенью дебильности Марусиной улыбки и свирепым, прямо-таки кабаньим выражением Юркиного лица.

Да, подсуропила ты ей, сказала Оля, увидев фотографии. Надо было тебя рядом с Марьиванной поставить, чтобы она следила за тобой. Как будто Маруся уж такая глупая или озорная, что за ней надо следить. Просто запечатлели исторический момент!

Маруся стояла в коридоре у окна, лицо пылало, губы дрожали, рука в кармашке передника мяла записку. Её, отличницу, примерную ученицу, с позором выставили из класса! Из-за какой-то ерунды! Всё Мишка Мухин со своими тайнами: передай Касимовой, только никому ни слова. И записку сунул под партой.

Ещё пятнадцать минут до звонка, она стоит в пустом коридоре, где в любой момент может появиться завуч или даже директор Ксения Борисовна. Что она им скажет? Что Мариванна выгнала её с урока за плохое поведение? Это невозможно произнести. Что у неё заболела голова, и учительница разрешила ей выйти из класса? Могут проверить или, чего доброго, сразу отправят в медпункт.

Эти братья Мухины – позор школы, так завуч сказала Ксении Борисовне, когда Маруся ходила в учительскую за журналом. В тот день она дежурила, и приносить Марьиванне журнал перед уроком было её почётной обязанностью. Никогда она себе не позволяла заглянуть в журнал по дороге в класс, как это делали другие. Да это было ей не нужно – одни пятёрки по всем предметам.