– Думаешь, в больнице ему будет лучше?

– Уверен! Ему там колют морфий, он не чувствует болей, и Агнешка с ним рядом…

Во дворе опять залаял спаниель.

– Да что с ним такое сегодня? – Яков поднялся, подошел к окну, отдернул занавеску и выглянул во двор.

– Санду! – он гневно окрикнул пса, и тот замолчал.

– Мамочка, меня сейчас вытошнит, – слабым голосом сказала Тамара. Рада приподняла дочку за спину, схватила с пола миску и поднесла ей.

Яков поморщился и вышел из комнаты.

– Я поеду за врачом! – крикнул он, спускаясь вниз.

На улице совсем стемнело, дождь усилился, кругом были лужи и грязь. Яков испачкался, выругался и пошел в конюшню.

Через час он стучал в дверь лекаря. Ему открыла пожилая женщина, жена врача.

– Яков Михалыч! – удивилась она, – проходите, вы совсем промокли. Что случилось?

– Иван Ефимыч дома? – с порога спросил Яков.

– Нет, уехал к больному, но скоро должен вернуться. Да вы заходите скорее…

Барин вошел в небольшой одноэтажный дом, отряхнулся, снял длинный дорожный плащ и вошел в горницу.

– Сюда, поближе к печке, обсохните, Яков Михалыч, – женщина суетилась вокруг Якова, принесла ему шерстяное одеяло, придвинула к печке деревянный стул с высокой спинкой.

– Сейчас принесу горячего чаю с медом, у меня как раз самовар поспел, – сказала она и вышла в соседнюю комнату.

Яков устроился около огня, вытянул промокшие ноги и укрылся одеялом. Вернулась жена врача. Она поставила на табурет рядом с гостем чашку с ароматно дымящимся напитком и вазочку с медом, села на лавку и спросила:

– Что за беда вас привела, Яков Михалыч? Никак Тамаш совсем плох?

– Тамаш действительно плох, неделю назад я отправил его в больницу вместе с Агнешкой. Один он уже был не в состоянии… Я приехал из-за дочки.

– Что с малышкой? – обеспокоенно спросила женщина.

– Жар сильный, уже два дня. Сегодня ее начало тошнить. Боимся, что это лихорадка.

– Да, это надо, чтобы мой Ефимыч посмотрел. Вы не волнуйтесь, он уехал давно, думаю, вот-вот вернется.

– Я подожду с вашего позволения.

– Конечно, – женщина встала, взяла вязание и села обратно на лавку. – Давно не были у нас в деревне?

– Последний раз приезжал, кажись, в июне-месяце. Это когда Тамаш у вас был на лечении.

– Да, да… – женщина быстро крутила петли спицами. Помолчав, она сказала, – я-то часто на базар хожу, опять цыгане объявились. Сколько лет не было…

Яков вздрогнул и посмотрел на женщину.

– Да, – продолжала она, – видела их за последнюю неделю раза три. То два цыгана молодых ходят по рынку, чего им надо, небось, кошельки воруют и высматривают, что плохо лежит. Я знаю их отродье, всегда денежки прячу подальше да поглубже. А вчерась возле скобяной лавки две женщины-цыганки были, одна беременная, живот огромный, и пацанчик с ней годиков трех, милостыню просила. А с ней была еще постарше, та предложила мне погадать, позолоти, говорит, ручку, всю правду тебе скажу. А что мне гадать, я и так все знаю, – женщина вздохнула, быстро пересчитала петли и продолжила, – детей Бог не дал, а я так хотела ребеночка. Теперь уж, гадай не гадай, ничего не изменится…

– Цыгане, говорите? – с тревогой в голосе переспросил Яков.

– Они, окаянные. Давно их не было в наших краях, да вот опять пришли…

– Где же табор их стоит?

– Откель мне знать? Никто не знает. Они сегодня тут, завтра уже в другом месте, кочевой народ…

– Я часто охочусь. Знаю всю округу. Три дня назад ходил на косулю, никого не видел.

– Ну, касатик, если ты не видел, это еще не значит, что их нету…

Дверь распахнулась, и вошел лекарь. Он скинул мокрую накидку и удивленно воскликнул:

– Яков Михалыч! Вы ли это?