– Не беспокойся ни о чем, – спокойно с расстановкой сказал Яков.

Мужчина встал на колени и стал покрывать ее руки поцелуями.

– Не надо… – тихо попросила она.

– Прости, прости, конечно. Отдыхай.

Он быстро встал и вышел из комнаты. Всю ночь Яков не мог уснуть. Взял в библиотеке книгу Вольтера и пытался читать. Только под утро его веки отяжелели, и он забылся тревожным сном. Ему привиделось, что в дом нагрянули цыгане. Михей тряс своей палкой и что-то кричал. Почему-то громко ржали лошади в конюшне, лаял Санду и кидался на цыган. Яков схватил ружье и хотел сказать, чтобы они убирались подобру-поздорову, но слова прилипали к горлу, и ничего сказать не получалось. На ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, стояла Рада, смотрела на него грустно и обреченно. В холодном поту Яков очнулся от тяжелого видения, его трясло в ознобе, горло и губы пересохли.

Было ранее утро. В саду пели птички. Ветерок шелестел листьями деревьев. Яков вытер пот со лба, шумно выдохнул, перекрестился, сделал несколько глотков воды из кувшина и потихоньку пошел в комнату цыганки. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Рада крепко спала, раскинувшись на кровати. Ее черные косы разметались на подушке. Она не разделась, как пришла, так и улеглась, в своем пестром платье, только ярко-красная косынка лежала рядом на столике.

Яков прикрыл дверь, стараясь не шуметь, спустился вниз и вышел во двор.

В курятнике он увидел Агнешку, она кормила птиц пшеном и тихо приговаривала «кууууть-куть-куть». Служанка увидела барина, удивленно вскинула брови и воскликнула:

– Яков Михалыч! Что так рано?

– Тише, – барин приложил палец к губам и оглянулся в сторону дома.

– Да, что стряслось-то? – озабоченно прошептала Агнешка, захлопала белесыми ресницами и подошла поближе.

– Господь услышал мои молитвы! – с ликованием тихо сказал Яков.

Агнешка всплеснула руками.

– Украл?

– Нет, – обиделся Яков, помолчал и довольно добавил, – сама пришла.

Служанка закрыла рот рукой и ошеломленно посмотрела на барина.

– Вчера ночью, – пояснил Яков. – Сбежала из табора. Надо только, чтобы никто не знал, что она здесь.

– Это ясно! – прошептала Агнешка, почему-то оглядываясь.

– Да не бойся ты, – засмеялся барин, – никто не узнает. Время пройдет, забудется, и все будет хорошо! Ты съезди, пожалуйста, в деревню, на базар. Узнай, что люди говорят, ушел ли табор. Ну, вообще разузнай, что можно.

– Хорошо, Яков Михалыч, все сделаю, – тихо ответила Агнешка.

– Да вот, еще, – замялся барин, – купи, пожалуйста, пару платьев, косынок и чего там еще надо для женщин. Смотри, только, примеряй, будто на себя, чтобы никто ничего не заподозрил!

– Поняла, – кивнула служанка и пошла собираться.

Яков отправился к лошадям. В конюшне Тамаш перекидывал сено и что-то напевал себе под нос. Он был очень худой, на руках сильно выступали вены, на его обветренном загорелом лице выделялись добрые голубые глаза, выступающие скулы и впалые щеки. Увидев барина, Тамаш прекратил работу и слегка поклонился в приветствии.

– Здравствуй, – весело сказал Яков. – Тамаш, собери, пожалуйста, в дорогу маленькую повозку, которую ты давеча отремонтировал, и съездите с Агнешкой в деревню.

– Будет сделано, Яков Михалыч.

Яков потрепал любимого гнедого коня по загривку и вышел из конюшни.

Через час с небольшим Тамаш снарядил двуколку в дорогу. Яков дал Агнешке денег на покупки, и она с мужем отправилась в деревню.

Уже совсем рассвело. Весело щебетали птицы. Начинался новый теплый сентябрьский денек.

Яков сидел в большой гостиной и читал. Сверху бесшумно, как бы крадучись, спустилась Рада.

– Доброе утро, – тихо сказала она.