Не бойся меня Дарина Стрельченко

– Психопатка.

– Мразь.

– Овца.

– Паршивая сука.

– Королева говна.

Саша с Ариной накидывали все новые прозвища, реплики и фразы – и ржали все громче. На них уже косились с соседних столиков; но с каждой новой выдумкой реально сказанные слова становились невесомее, расплывались, смывались пьяным смехом.

– Оу, да я такая стремная, что лучше куплю маску, чтоб не пугать людей.

– И такая скучная, что заведешь блог по наблюдению за ростом растений.

«Контрсталия», «Фатум», «Мохито» – Саша чувствовала уже не тоскливую грызущую боль, словно в груди накололи льда, а только горьковатый привкус и легкое, почти приятное головокружение. Арина продолжала набрасывать:

– Извращенка. Болтушка.

– И вообще, ты умрешь от удивления, если я сумею закрыть рот сразу.

– А еще ты настолько бессмысленная, что твои кости превратятся в книги, посвященные искусству бесполезности.

Это было уже очевидным перебором, но Саша не обратила внимания, даже не разобрав толком суть сказанного. Под потолком вертелся стробоскоп, воздух был ледяным, пахло цитрусами и сладким пивом. Саша лениво катала во рту арахис. После второй «Контрсталии» Колино лицо не казалось ни симпатичным, ни стремным – просто никаким. И сама Саша уже не имела к Коле никакого отношения – так смысл анализировать?

Солоновато-сладкий арахис хрустнул. Саша прожевала, проглотила и запила. Арина чуть покачивалась в такт «Нелепым квадратам» и вращала бокал в руке. На стекле, коктейле, ее рыжих волосах, в глазах и на скулах прыгали блики. Саша потянулась за оливкой и взглядом зацепила край своего отражения в зеркале над стойкой. Недоверчиво прищурилась. Конечно, сумрак; конечно, дрожащие цветные искры в косах и в глазах, мягкая подсветка, безупречный макияж от Арины. Да. И все-таки кажется, она хороша; еще как хороша. А Коля – просто идиот. Не хватало еще удариться в анорексию из-за его слов.

Не обращая внимания на сидящих за соседними столиками, Саша встала и покрутилась перед синеватым зеркалом. Да, не худая. Но симпатичная и высокая. И пошел он в задницу.

Утренняя идея сесть на диету показалась дикой. Саша рассмеялась, пристроилась обратно на табурет и дернула Арину, разглядывавшую афишу на стойке.

– Пошли танцевать.

Арина отмахнулась.

– Пошли танцевать! – повторила Саша. «Квадраты» грянули со сцены «Крипотцу под горой», и пальцы сами принялись отщелкивать ритм. – Пошли!

– Погоди. – Перекрикивая шум музыки и танцпола, Арина протянула афишу. – Смотри. Если зарегистрируешься – отбоя не будет, по-любому.

– Да мне и не надо, – хмыкнула Саша, но внутри все равно опять заскреблось – даже сквозь «Фатум» и «Мохито».

– Утрешь нос Коле-руколе.

– Да не хочу я нос никому утирать.

– И поднимешь самооценку.

– У меня с ней и так в порядке. Пошли танцевать! – Саша выхватила у Арины афишу, смяла, огляделась, куда бы выкинуть, но не нашла урны. Сунула в карман джинсов и взяла Арину за руку. – Пошли!

Под строчки о том, что «ты каждый раз преодолеешь свой самый длинный трудный день» ей стало так хорошо, так восхитительно все равно на Колю, утренний разговор у реки и пустоту, которая едва не сожрала ее целиком, пока она ждала Арину на крыльце клуба… Так восхитительно все равно на отражения в зеркалах, состояние волос, души, разума и размер одежды. Ей было так хорошо, так легко, пока они кружились, взявшись за руки, и по их лицам летели блики, и пахло апельсинами. Саша чувствовала себя ловкой, гибкой, симпатичной, острила, ловила чужие взгляды, подмигивала и…

И все это оказалось всего лишь замечательным сном с отвратительным кислым послевкусием, рваными колготками, мозолями на ногах и пустотой внутри. Пустотой, которая никуда не отступила. И словами Коли, которые никак, никак не переставали звучать в ушах.

Серым утром, кое-как вытолкав себя из кровати, Саша натянула джинсы, чтобы идти в институт. Спросила себя: зачем? Не нашла толкового ответа. Бухнулась обратно на кровать и обнаружила в заднем кармане бумажный комок.

«Если зарегистрируешься – отбоя не будет, по-любому».

Саша мстительно содрала со стены над столом фото, где они с Колей катались на велосипедах. Раскрыла в окно и вышвырнула снимок в слякоть. Притянула к себе телефон и набрала в поиске: «Переиграй».

Нужное приложение вышло одним из первых. Саша вздохнула, прочитала анкету, коротко, едко расхохоталась и не глядя скопировала то, что набросала еще вчера, в пустом вагоне метро по пути домой:

Загрузила фотографию – ту, что сделала вчера в туалете клуба. Заодно поставила ее на аватарку «ВКонтакте». На фото Саша была в летящем бордовом платье до колен, у нее искрились глаза, в зрачках сияли серебряные круги от светящейся зеркальной рамы, косы растрепались так удачно, что лицо казалось худым и почти загадочным, словно где-то внутри нее искрила лампочка.

Но это была совершенно не она. И этой совершенно-не-ей было совершенно все равно на все Колины слова.

«Ты слишком утомительная, Саш. Вечно в своих проблемах, в своих метаниях насчет журналистики. Приземлись! Вон он, реальный мир, вокруг тебя, а не на практике в „Эклектике“!»

Палец дрогнул, застыв над экраном.

«Чем бесконечно пялиться в свои методички, смотри в зеркало периодически. И перестань уже точить на ночь что попало, начни готовить нормальную еду. Эти вечные твои мармеладки, чипсы, кофе… Когда познакомились, ты такая симпатичная была, такая милая. А теперь…»

«А теперь?!»

Коля махнул рукой, а ее с силой потянуло к земле, словно она мгновенно набрала вес, и повыскакивали прыщи, и растерялись все слова и смыслы. Коля еще постоял, глядя на нее, а Саша смотрела только на его ботинки в брызгах грязи. Ветер задувал в рукава, хлестал по лицу шнурками капюшона. Начинался дождь.

«Ладно. Пока».

Коля развернулся и быстро пошел к метро вдоль набережной.

«Пока…»

Саша вспомнила его хмурый холодный взгляд; разочарованный, тоскливый, без капли эмпатии и интереса к ней-настоящей, а не к ней-удобной. И нажала «Готово». Закрыла приложение и забыла об этом.

Я смотрю на твою фотографию и не могу оторваться.

Я заставляю себя. Делаю почти невероятное усилие, чтобы поднять руку, положить ладонь на мышь, сдвинуть ее на несколько сантиметров вверх и вбок, чтобы закрыть окно. Я бывший админ, владелец и создатель «Переиграй», так что у меня есть десктопная[1] версия приложения. Обычно я захожу в режиме разработчика – делать это с ноутбука куда проще.

Твое фото сейчас занимает весь экран. У меня не хватает духу его закрыть.

Темно-бордовый комплект из полиэстера, который легко принять за платье, но на самом деле это раздельные верх и низ; увеличив фото, я вижу тонкую полоску бледной, совсем не загорелой кожи на талии. Выходит, ты живешь там, где зимой не бывает жарко. Не ходишь в солярий. И скорее всего, в спортзал тоже: ты вполне стройная, но модницы, глядя на тебя, наверняка сказали бы, что не помешает сбросить килограмм-другой.

Я продолжаю рассматривать тебя. Каждая следующая секунда – глоток все крепчающего коктейля. Возможно, «Фатума», который налит в твой бокал. Я узнаю́ его по серебристому блеску, по мягкому и глубокому оттенку черного ореха. Похоже, ты разбила копилку или разрешила себе потратить неприкосновенный запас этим вечером: «Фатум» – удовольствие не из дешевых, а ты, судя по часам с ремешком из саржи и потертой сумке, не купаешься в деньгах.

Браслет под серебро и серьги под золото; капроновые колготки с блеском, сморщившиеся над туфлями. У тебя нет не только денег, но и вкуса – в общепринятом понимании.

Зато у тебя есть длинные темные косы.

Много минут спустя я нахожу глазами анкету: раздел «О себе» в самом низу экрана.

Я чувствую слабое жжение внутри; словно проснулся с головной болью. Словно во мне… пробуждается нечто. Воскресает после долгого и тяжелого сна.

Я снова перевожу взгляд на твое лицо. Родинка. Шрам на щеке. Редкие и бледные зимние веснушки. Искрящиеся глаза с неестественными кольцами вокруг зрачков: возможно, перед тобой специальная подсветка, но, скорее всего, ты просто фотографируешь себя в зеркале в туалете не самого дорогого бара.

Косы растрепаны, юбка перекошена; глаза горят. Хаос и шарм – ты все написала верно.