Через несколько секунд показался амбарный замок, пристроенный прямо на дощатом полу, запиравший вход в подпол. У Игната похолодело в груди. Тварь! Запереть девчонку в подполе, сыром подвале, среди Сибири, где и летом редко бывает жара — обречь на простуду как минимум.

Уже через минуту Шура появилась посредине комнаты. Она рефлекторно отступала от зияющей дыры в полу, обхватывая себя тощими, бледными ладонями, в то время как Настя накидывала на неё старое покрывало с кровати, таким отработанным движением, что у окружающих кровь в жилах стыла.

Исус Христос**, если ты существуешь, помоги, не дай совершить тяжкий грех — убить грёбаного фанатика, абьюзера, не ценящего ни свою жизнь, ни жены, ни дочерей. Игнату приходилось убивать, такова правда его профессии. Но гибель врага, такого же военного, как он сам, и смерть гражданского, пусть трижды идиота — это разные смерти.

— Всё слышала? — Ермолин тяжело посмотрел на Шуру, та мелко закивала, бросив перепуганный, короткий взгляд на Игната.

— Пойдёшь за него, — якобы спросил отец у дочери, звучало даже не утверждением, а приказом.

— Кого Бог пошлёт, за того и пойду, — пролепетала Шура, ещё раз быстро глянув на Игната, в уголках глаз прятался страх, настолько явно читающийся, что Игнату снова захотелось орать матом.

Словно в средневековье провалился, смотрел глазами современного человека на творящийся беспредел и не понимал происходящее. Не мог принять ни умом, ни сердцем.

— Значит, согласна, Шура? — повернулся он в сторону девушки всем корпусом, поймал перепуганный взгляд, вынудил смотреть в глаза не отрываясь, и удерживал её взгляд, не позволяя отвернуться.

Мысленно просил одного: скажи «нет», откажись, пошли этот цирк с клоуном-отцом в такие причудливые дали, какие его жалкая душонка не видела. Откажись. Откажись! Я отвезу тебя в любой город, сниму квартиру, дам шанс на новую, счастливую жизнь, которую ты заслуживаешь. Прояви характер. Откажись. Откажись же!

— Да, — тяжело сглотнув, ответила Александра.

— Ладно, — Игнат постарался скрыть разочарование.

Что ожидать от девочки, которую едва вытащили из подпола, перепуганную, продрогшую. Поставили перед тремя взрослыми мужиками и отцом-самодуром, потребовали согласие на вступление в брак. Если выбирать между крысами в подвале и Игнатом Калугиным, Игнат, конечно, выигрывает… С разгромным счётом!

— Завтра с утра будь дома, пойдём заявление писать, — выдавил он улыбку.

Шура лишь кивнула в ответ, снова наградив коротким настороженным взглядом. Не жилось тебе спокойно в чине полковника, Калугин? Жениться решил. На ком, спрашивается? Благодетель хренов! И что с этим перепуганным ежом делать?

— А кольца? — вдруг услышал от Шуры. — Кольца ведь… надо.

— Обязательно кольца купим, — искренне улыбнулся Игнат.

Ёж отчаянно трусил, но свою линию пытался гнуть. Будьте любезны, Игнат Степанович, соответствовать добровольно взваленной на себя роли, не ровен час, прострелят то, что ниже пояса находится.

На прощанье, тоном, не терпящим возражения, попросил выйти на улицу хозяина дома.

— Ты звание моё хорошо запомнил? Где служу, слышал?

— Чего сказать-то хочешь?

— Узнаю, что Шуру обижаешь, твой труп никто искать не станет, понятно?

— Понятно, — усмехнулся Ермолин.

*Сайга — самозарядный гладкоствольный карабин с укороченным стволом.

**Исус — с одной буквой «И», как писалось до Никоновских реформ, и принято у староверов по сей день.

9. Глава 9

Заявление подали. Пришли чинно, подписали, где требуется. Женщина, принявшая бланки, с нескрываемым, почти болезненным любопытством смотрела на жениха, на невесту же — с жалостью.