(Примечание: водка в описываемое время в России была двадцатиградусная, но очень хорошей очистки. Пилась легко, даже в жару, и голова наутро от нее не болела, только грусть-тоска ложилась на печень. Проверено Автором на добровольцах в лабораторных условиях! Просто в кабаках, через которые проезжал Корнелиус, целовальники, несомненно, химичили: разбавляли казенную водку самогонкой.)

В Кремль въехали в весьма жалком виде, укрытые рогожами, но все равно мокрые насквозь и промерзшие до костей.

Все покрестились на колокольню Ивана Великого и дьяк Григорьев дал поднадзорному такое напутствие:

– Ну, вот, цареву службу справили! Теперича, Корнейка, ехай себе в готель к своим немцам. Когда надо будет, вызовут тебя.

Добавлять, что из Москвы уехать без подорожной невозможно, дьяк не стал. Это и так все знали. Корнелиус, распрощавшись с дьяком, поехал на Кукуй, в Немецкую слободу, где за вполне умеренную плату обрел европейский комфорт и покой в маленькой опрятной гостинице фрау Шлезингер. Хозяйка была вдовой в возрасте, коий много позже назовут бальзаковским. Звали ее Марта и была она вся кругленькая, как яблочко наливное: и румяные щечки кругленькие, и щедрые груди кругленькие, и ядреная попа – тоже кругленькая! Очень энергично она принялась заботиться о кабальеро ди Ранейро: согрела воды для ножной ванны, в которую всыпала изрядную дозу горчицы, организовала чай с малиновым вареньем, сваренным собственноручно на чистом сахаре. После сих процедур хотела еще обтереть вспотевшего пациента уксусом, но тот застеснялся и позвал для этого Самира. Спал выздоровевший Корнелиус в ту ночь на мягчайшей и пышнейшей перине, укрытый другой такой же периной! Блаженство, да и только! А под утро обнаружил у себя под боком фрау Шлезингер, соскучившуюся вдоветь третий год и решившую брать от жизни всё. Хотя она и была лютеранкой, а Корнелиус – тайным католиком, у них, к обоюдному удовольствию, все получилось!

Два дня наш путешественник наслаждался радостями жизни: ел айсбайн (свинину с тушеной капустой), пил рейнское и мальвазию, отсыпался на перине, приправленной ласками вдовы-хозяйки. В промежутках писал отчет о командировке. На третий день за кабальеро ди Ранейро пришли.

– Князь Шуйский требует тебя, Корнейка Диранеров, пред свои светлые очи не мешкая ни часу! – объявил бородатый посланный в богатом, но грязноватом кафтане.

Представиться он не удосужился.

И отправился Корнелиус в Кремль под конвоем двух стрельцов с бердышами. Там, спустившись по темной лестнице, пришлось ждать в душных сенях довольно долго. Естественно, у князя и другие дела есть! Да и с какой стати ему торопиться? Наконец, когда Корнелиус уже успел перенервничать и основательно соскучиться, дверь приоткрылась, и давешний бородатый поманил его пальцем:

– Взойди!

Снявши шапку, Корнелиус вошел. Дверь была низкая, пришлось пригнуться. Бородатый порученец повел рукой:

– Вот, княже, Корнейка Диранеров по твоему приказанию доставлен!

Дородный боярин в богатой шубе и собольей шапке сидел за столом в креслах. В уголке примостился писец с чернильницей и перьями.

Корнелиус поклонился.

– А! Синьор картограф! – широко улыбнулся князь, – Ну, рассказывай, да показывай, что начертил!

Сесть не предложил, потому докладывать пришлось стоя. Подробный рассказ, иллюстрированный рисунками и картами, занял более часу. Князь слушал внимательно, не перебивая, выглядел довольным. Писец шустро шуршал пером по бумаге.

– … таким образом, виды торговли с оными народами представляются зело першпективными, – закончил Корнелиус и перевел дух.

– Молодец! – похвалил князь, забирая бороду в горсть, – А теперь скажи-ка: кто тебя послал нашу землю высматривать? Да не ври, коли хочешь шкуру целой сохранить! Онуфрий! Покажи-ка ему!