Найди меня Ana Leon
Люди забираются в скорые поезда,
но они сами не понимают, чего они ищут,
поэтому они не знают покоя,
бросаются то в одну сторону,
а то в другую.… И все напрасно…
Глаза слепы. Искать надо сердцем.
Антуан де Сент-Экзюпери
Пролог
Кровь. Кровь повсюду. Я слышу её в ушах. На некогда белом искрящемся полотне видны её следы. Вдалеке со всех сторон слышны крики, звон металла друг об друга, свист копий, грохочущий стук барабанов.
Всё это неважно, мне нужно найти…
Я останавливаюсь, пытаюсь отдышаться пару минут. Изо рта выходят рваные клубы пара, грудь тяжело вздымается. Я чувствую боль в левом боку – то ли от быстрого бега, то ли от раны. Но когда бы я успела её получить? Это неважно. Важно найти, что или кто меня зовёт. Я чувствую, что мои силы на исходе, всё сложнее абстрагироваться от окружающих посторонних звуков. Закрываю глаза и пытаюсь прислушаться.
Рядом слева протекает ручей, справа в нескольких метрах пробежал заяц, огибая пологий овраг. Сверху слышно, как в небо взметнулась потревоженная людьми стая лесных птиц. Сорвавшись с веток разлапистых елей и хвои, вниз полетел пушистый снег.
Мне нужно вперед, там за деревьями поразительная оглушающая тишина. Что там, что так тихо? Я открываю глаза. Смотрю на небо, пытаюсь определить время по солнцу. Опускаю взгляд, понимаю, что дальше впереди расположена поляна. Но почему так тихо?
Бегу туда. Образовавшийся холмик на голове из снега с деревьев тут же осыпается на землю.
Ноги проваливаются, но я упорно стараюсь бежать, пока из меня не выйдет весь дух. Почему так сжимается сердце, что я должна увидеть, почему меня манит туда с непреодолимой силой? Бок снова пронзает болью. Я стаскиваю налобную ленту с головы, обвязываю ее вокруг талии практически на ходу.
– Найди меня. Найди меня. НАЙДИ МЕНЯ! – звучит набатом. Мне хочется закрыть уши, зажмуриться и бежать отсюда прочь, но я не могу. Пробираясь через лес, чувствую, как саднит кожа. Я едва успеваю пригибаться или закрывать глаза рукой. Чувствую, как ветки царапают лицо, но мне всё равно. Я должна успеть. ДОЛЖНА!
Глава 1
– Мам, ты уже пятнадцать минут сидишь перед чистым листом с курсором и кусаешь ноготь, – Саша взялась за плечо девушки.
– Иисусе, Александра! Никогда не пугай меня больше так. Иначе останешься без матери!
Арина держалась за область в районе сердца, пытаясь усмирить в груди скачущий орган, иначе он бы наверняка пробил ей рёбра.
– Прости, но я несколько раз тебя звала, с каждым разом всё громче, но ты так погрузилась в свои чертоги разума, что оставалось только вторгнуться в твоё личное пространство, – дочь виновато потупила глаза в пол.
– Это ты прости, – мать ласково взглянула на неё. – Мне не стоило повышать на тебя голос. Я действительно задумалась.
– Снова над планом для девочек? – дочь немного отошла от стола, и забралась с ногами на просторную кровать.
Арина развернулась в компьютерном кресле, на экране которого подмигивающий курсор уже вызывал раздражение и нервный тик, и устало посмотрела на дочь.
– Нет, рыбка, я не пишу план на следующий месяц. – Арина вздохнула. – Я пишу книгу.
– Ма, мне не пять лет, не называй меня рыбкой! Я уже взрослая, – насупилась та. – Стоп, чего-о-о-о? КНИГУ?! – Саша ошарашено посмотрела на мать.
– А как мне тебя называть? – девушка предприняла попытку увести разговор в другую сторону.
– Ма-а-ам, не переводи тему! Ты пишешь книгу? Ты же никогда не сочиняла истории, – сомнение так и сквозило в речи дочери.
– Саш, я… я писала рассказы. Но это было очень давно. – она снова вздохнула.
– Ух, ты! Моя мама – писатель! Дашь почитать? – глаза сидящей на кровати девушки загорелись.
– Нет, ты пока еще маленькая. А свои писульки я создавала на более взрослую аудиторию.
– Ладно, верю, – с неохотой сказала Саша. – Это ты тоже не дашь для ознакомления, как я понимаю.
Арина встала с кресла и присела рядом с дочерью.
– Милая, не обижайся. Обещаю, когда тебе будет шестнадцать, я дам тебе прочесть, если ты ещё будешь этого хотеть. А ты знаешь…
– Что ты меня никогда не обманываешь, да-да, знаю, мам. Но хотя бы расскажешь, о чем будет новая история? Ну, пожа-а-а-а-а-алуйста.
– Эх, Шурик, вот строить щенячьи глазки, как твой папа, ты всегда умела!
– Как папа Арчи? – спросила дочь, отворачиваясь к окну. Ей очень не хотелось быть хоть чем-то похожей на слабака-отчима.
– Нет, рыбка, как твой родной папа. Папа Слава.
– Это ещё хуже, ма! – Саша закатила глаза, то ли на прозвище от матери, которым она просила не называть её, то ли от сравнения с биологическим отцом.
– Саш, он ведь…
– Ма, я голодная, пошли поедим?
Не желая продолжать разговор об ЭТОМ человеке, девушка, ловко спрыгнув с постели, побежала на кухню. Арине ничего не оставалось делать, как отложить неприятный и ей самой разговор до лучших времён.
Арина зашла в просторную светлую кухню нежно-светлых оттенков. Она оглядела пространство. Навесные шкафы, большой холодильник, доходящий до самого потолка на две секции, одна из которых морозильная камера. Напротив холодильника с плитой у стены расположился стол молочно-кофейного оттенка, вокруг которого были расположены три кожаных стула в тон обеденной зоны. Напротив темно-кофейной двери в кухню располагалось чуть ли не панорамное окно с видом на чудесный зелёный парк. Правда, зрелище, представшее сейчас, не соответствует ожиданиям. Голые мрачные деревья без листвы, серое небо без проблеска солнечных лучей, которое заволокли тяжёлые тучи, одинокий неработающий бетонный фонтан, запломбированный до наступления жаркого лета.
Если бы не часы на стене, девушка не смогла бы определить время суток – ещё утро или уже вечер. Прекрасно зная расписание дочери, Арина прикинула в голове, что сейчас где-то четыре часа вечера. Она посмотрела на время и убедилась в своём предположении.
За окном снег ещё не до конца растаял, дороги местами покрылись тонкой коркой льда после промозглого дождя. В такую погоду совершенно никуда не хочется идти. Весна, называется, март!
Без того тоскливое настроение писательницы опустилось еще на пару уровней, поравнявшись с плинтусом, едва не проломив огромную дыру в полу.
– Нельзя раскисать, я не должна показывать своё депрессивно-апатичное состояние, в особенности перед Сашей. Она заслуживает оптимистичную, добрую, заботливую и трудолюбивую мать. Какой я для неё пример для подражания и гордости, если сижу с вечно меланхоличной физиономией. Раскисла, как мартовский снег с выступившей на поверхность грязью при потеплении, – подумала она.
Арина встряхнула головой и подошла к плите. На ней уже ждала самая большая кастрюля в доме Авериновых с ароматным только что разогретым борщом. В желудках у девушек заурачало так, словно самки горбатых китов призывали своей песней самцов в брачный период.
Хихикнув, мама с дочкой переглянулись. Подмигнув друг другу, Саша плюхнулась на свой любимый стул напротив окна, весело выстукивая столовыми приборами известный одним им мотив, выкрикивая:
– Еды, еды, ЕДЫ!
Улыбаясь неизменной привычке дочери, которую та пронесла сквозь года, Арина разлила ароматный суп по тарелкам и по очереди отнесла их к столу – сначала своей рыбке, потом уже себе.
Пожелав друг другу приятного аппетита, Авериновы приступили к приёму пищи. Благодарно урча, что на них обратили внимание и наконец соизволили удовлетворить, животы девушек больше не издали ни звука.
– Как твои успехи в китайском? – Арина почти доедала, когда решила заговорить с дочерью о прогрессе и её успехах на дополнительных занятиях.
– Шицзунь>1 Ло говорит, что я делаю успехи в написании с транскрипций, чтению, произношению. Но страдает аудиосоставляющая, – Саша цокнула в раздражении языком.
Она всегда так делала, когда старалась сдерживать негативные эмоции. И упаси Боже, если эмоции прорвутся наружу!
Полгода назад
– Я больше не поеду к нему! – ворвалась в квартиру Саша с оглушительным криком. Она швырнула ключи в вазочку в прихожей, которая располагалась на высокой обувнице дымчатого оттенка.
– Рыбка, что случилось? – вышла встречать свою озлобленную дочь Арина с кухонным полотенцем в руках.
Она как раз готовила ужин – вок с морепродуктами, паназиатское блюдо из лапши с хрустящими, слегка обжаренными овощами.
Мать посмотрела на свою дочь. У Саши покраснели щёки от напряжения, а в глазах застыли злые слёзы, готовые вот-вот пролиться. Арина подошла к дочери, и мягко приобняла, готовая к тому, что "рыбка" оттолкнёт её. Саша раздражённо цокнула языком.
– Эта чокнутая семейка Аддамс>2 в конец оборзела! – несмотря на объятия девушек, младшая всё равно умудрилась пнуть обувницу так, что ключница, стоявшая, казалось бы, далеко от края мебели, пошатнулась и слетела со своего места с оглушительным грохотом.
Саня виновато потупила взгляд и отстранилась от матери. Кусая до крови губы, сдирая шелушащиеся частички, дочь сжимала и разжимала кулаки. Слёзы всё же пролились, скатывались по щекам, оставляя неприятное жжение на коже. Арина, нахмурившись, выжидала, что последует дальше.
– Прости, ма! Просто… Просто.., – плечи Саши затряслись мелкой дрожью. – Ненавижу их! Эта полоумная Наташа всё испортила. Она, как змей-искуситель, нашёптывала папаше, что мне не место в их доме, что я, как ты, мерзкая, упрямая и тупая. Света спёрла мой блеск для губ, которую ты мне подарила на день рождения прямо из кармана сумки, которую я оставила на обувнице в коридоре. Антон испортил мою домашку по китайскому. А папа… Слава стоял, смотрел на меня, как на отребье. Будто я не его дочь, а бомж с вокзала, который мелочь у него попросил. Он наорал на меня, что я должна извиниться, что без спроса взяла блеск для губ "Светланки", что "Антоша" хотел просто посмотреть мои записи, ему стали интересны иероглифы, и я сама порвала тетрадь, пока пыталась забрать её у него. И что я оскорбила Наташу, раз отказалась есть печёночный торт, который она делала как раз к моему приезду! Он же тоже не ест печёнку, как ты и я. Но ему было плевать. А в конце он сказал, что вообще сомневается, что я его дочь, но то, что я твоя копия – это миллиард процентов. Невоспитанная грубиянка.
