Так я смогла узнать, что ей пять лет, живет она с мамой и отчимом, которые сильно выпивают. Однажды, когда они заснули, Лиза не выдержала и сбежала. Ей очень хотелось есть, а дома ничего не было. Мать пила уже несколько дней и на просьбы дочери лишь отвешивала оплеухи и уходила спать. К счастью, бродила в одиночестве Лиза всего несколько часов и не слишком замерзла. Все-таки ночи в марте достаточно холодные.
Через неделю пребывания Лизы в больнице неожиданно объявилась тетя девочки. Внешний вид указывал, что и она часто прикладывается к бутылке, но не так, как мать Лизы. Ведь сумела, в отличие от нее, придя в гости, заметить пропажу девочки и обратиться в милицию. Мать Лизы так и не явилась. Может, она и не знала, что дочки нет дома. Когда решался вопрос определения места жительства девочки, нас уже перенаправили в хирургию, что была в другом корпусе, поэтому подробностей я не знала.
Последний раз я видела Лизу, когда выходила из хирургии. Услышав звонкое «Алиса!», я обернулась к бегущей ко мне девочке. Тетя пыталась ее удержать, но она неслась, ничего не замечая, а потом кинулась мне на руки и заплакала, сказав, что очень скучает. Я понимала, что на этом наши пути расходятся, что она, скорее всего, уедет к тете, и мы больше никогда не увидимся. Но поглаживая ее белокурую головку, я обещала, что все теперь у нее будет хорошо. Тетя Лизы и увела девочку домой. Я махнула на прощание рукой и быстро отвернулась, чтобы она не видела моих слез.
10. Глава 9
Глава 9
Март подходил к концу, и весна все прочнее завоевывала свои позиции. Солнце растопило весь снег и высушило асфальт до светло-серого цвета. Зеленела трава, и распускались первые листочки. Дни становились длиннее, что очень меня радовало. Теперь, когда я просыпалась, за окном было светло, а возвращаться с практики не приходилось по темноте.
Настроение с появлением солнца повышалось каждый день. Как и число веснушек. Я часто подставляла лицо лучам и закрывала от удовольствия глаза. Весенний ветер игриво развевал волосы. Ноги чувствовали необычайную легкость в тонких ботиночках или кроссовках.
Мы с Викой направлялись на практику в хирургию. По дороге она звонко смеялась, и все уныние уходило прочь вместе с зимними холодами, даже мне стало немного легче. Пары сегодня пролетели как обычно. Ира сверкала, как начищенная монета. Причина, я так подозреваю, в частых похвалах Максима Анатольевича. Что меня каждый раз и вгоняло в состояние депрессии. Как бы я ни учила, все равно не могла заслужить даже скупую улыбку преподавателя. В отличие от старосты, которой улыбки дарились с завидной регулярностью.
Безответные чувства ежедневно наполняли меня то радостью, то беспросветной тоской. Если бы знала, как это ужасно – влюбляться – то никогда бы себе этого не позволила. "Как будто ты могла что-то изменить" – шептало сердце, которое вот уже какой месяц подряд жило само по себе, доставляя мне только страдания.
Мы зашли в корпус и сдали в гардероб вещи. Вика оделась потеплее, а вот я обманулась ярким солнцем и в тонкой кожаной курточке достаточно сильно продрогла. Но долго мерзнуть не пришлось. В отделение мы бегали, как заведенные, выполняя поручения заведующей.
Вика чувствовала себя как рыба в воде, напрашивалась на всевозможные операции, лезла с вопросами ко всем врачам и впитывала знания как губка.
Мне же практика в хирургии не приносила особого удовольствия. Вика убежала по своим делам, оставив меня выполнять текущие назначения. Взяв два штатива с капельницами, я отправилась в женскую палату и, спиной открыв дверь, затащила нелегкую ношу.