Как-то незаметно подкрался март. Ощутимо потеплело, и можно было сменить надоевший пуховик на пальто. Снять шерстяную шапку, от которой ужасно чесался лоб, и распустить волосы по ветру. Ласковые лучи солнца рождали новые веснушки и робкие надежды на то, что все будет хорошо.

Нас снова ждала практика в больнице. На этот раз в педиатрическом отделении, чему я очень обрадовалась.

Первые несколько дней были ознакомительными. Нам показали, что где находится, рассказали политику учреждения. Разъяснили обязанности.

Педиатрическое отделение не только лечило заболевших деток, которые лежали, в основном, с мамами. Но и служило распределителем для детей, извлеченных органами опеки из неблагополучных семей до решения суда.

Так что мы часто могли наблюдать совершенно здоровых малышей, но с грустным, не по-детски серьезным взглядом. Они, как правило, сидели отдельно от остальных и мало разговаривали. Мне было безумно их жаль. Я не понимала, как можно так относиться к собственным детям, которые пришли в этот мир именно к своим родителям, а те не оценили этого дара.

Наша работа заключалась в обходе палат, раздаче лекарств, но, в основном, мы развлекали детей, которым было скучно.

Лекции же медленно превращали мою жизнь в ад. Староста прочно завоевывала внимание и одобрение Максима Анатольевича, а я все так же делала вид, что мне все равно. Но внутри все переворачивалось от обиды. Ей показалось мало того, что она рассорила нас с Романом, теперь она переключилась на того человека, который мне действительно был небезразличен. Но как она узнала? Неужели моя влюбленность так заметна?

В один по-весеннему теплый денек мы увидели в больнице нового пациента – девочку лет пяти. Она смотрела на всех испуганными большими глазами и молчала. Не говорила ни как ее зовут, ни сколько ей лет. Вообще ничего. Медсестры сказали, что ее привезли ночью. В легком сарафане и старой курточке, девочку обнаружили в лесополосе близ деревни, которая находилась рядом с городом. Она одна бродила вдоль дороги, бог знает сколько, когда случайные проезжие заметили и подобрали ее. Ребенок был очень перепуганный и голодный, в клещах, царапинах и ссадинах. Видимо, опасаясь за ее здоровье, люди сразу повезли девочку в больницу. А уже отсюда сообщили в милицию.

Там ответили, что заявок о пропаже детей им не поступало. Так и осталась девочка в отделении, пока решалась ее судьба.

Нас попросили сводить ее на УЗИ. По дороге я пыталась разговорить девочку, рассказывая ей смешную историю, которую знала из детства. Она лишь бросала на меня заинтересованные взгляды, но страх так и не ушел. Девочка боялась каждого, кто проходил мимо, и пряталась за мою спину. Целый день я читала ей сказки, пела песенки, обнимала и гладила по волосам. К вечеру она тихо назвала свое имя — Лиза. Больше информации узнать не удалось. Но для меня важнее было другое достижение — из больших голубых глаз девочки постепенно исчезала затравленность дикого зверька.

Целую неделю я приходила в больницу и сразу бежала к Лизе. Оставила все обязанности по практике Вике, которая, в принципе, не возражала против такого расклада. Детей подруга не понимала и особой жалости к ним не испытывала. Ей легче было возиться со шприцами и ампулами, чем с маленькими копиями людей.

Я носила Лизе сладости и игрушки, а она потихоньку рассказывала мне что-то новое о себе. За то время, что мы провели вместе, она разговаривала больше, чем за всю свою жизнь. Было видно, что никто не интересовался ни тем, что она думает, ни тем, что ей нравится. Только один ее взгляд на шоколадный батончик дал понять, что она видит сладости впервые. Лиза не ходила в сад и не имела друзей. Да и слов девочка знала очень мало.