На вид ей было года четыре. Это объясняло то, что она могла передать мне образами лишь простейшие мысли и эмоции. Вроде страха, когда думала, что Леон – враг. К тому же, она понимала понятия “мама”, “защитник” или “защитница”, “добыча” (тут в ней явно говорили драконьи инстинкты) и “еда”.

– И что нам теперь делать?! – громким шепотом спросила я.

Склонив голову набок, Леон легонько погладил малышку по щеке.

– А разве ее сущность что-то меняет? Ты уже не хочешь найти для нее маму и дом?

– Конечно, хочу! Но неизвестно, насколько затянется путь до замка. И если она будет часто перекидываться… – Я жалобно взглянула на Леона. – Я совершенно не умею обращаться с детьми!

Он мягко рассмеялся.

– Я тебя научу.

Я отвела взгляд. У Леона было чуть ли не с десяток племянников – его братья и сестры оказались весьма… плодовиты. Но больше всех отличилась его старшая сестра Даника – у нее было пятеро детей.

Леон, кажется, уловил перемены в моем настроении, хоть и вряд ли мог понять их причину. Но стоило ему взглянуть на малышку, в глазах снова пробудилась нежность.

Он и правда безумно хотел детей. Теперь, глядя на него, я видела это совершенно отчетливо.

Меня захлестнул ураган противоречивых чувств: теплоты к Леону, вспыхнувшей с новой силой нежности и… горечи. Переполняющие меня эмоции были столь сильны, что малышка проснулась.

И открыла золотистые с изумрудными крапинками глаза.

– Ох, прости, я тебя разбудила… Послушай… – Неловко кашлянув, я выбралась из спального мешка. – Мы тут выяснили, что ты – метаморф.

Малышка сонно похлопала глазами. В мою голову постучалось что-то вроде растерянного: “А?”. Я послала ей образы человека, чья форма менялась на животную и наоборот. Девочка кивнула.

– Ага, убедились.

Легче, правда, не стало.

– Как тебя зовут? – мягко спросил Леон.

И правда, не можем же мы продолжать называть ее драконышем…

Малышка продолжала непонимающе смотреть на него. Я попыталась достучаться до нее мыслями: “Назови нам свое имя”. Подумала об образах… и крепко завязла. Как вложить в них понятие “имя”?

– Ладно, можешь сказать… ну, хоть что-нибудь?

– А вы точно педагог? – насмешливо хмыкнул Леон, но посерьезнел под моим испепеляющим взглядом.

Если малышке, по людским меркам, три-четыре года, она уже должна связно говорить. Вот только она упрямо молчала.

– Кажется, у ее защитницы не было времени заниматься ее развитием – во всяком случае в том, что касалось человеческой личины, – задумчиво проговорила я. В каком же возрасте она покинула дом? И почему? Из-за войны с вивернами? Но неужели ее собственная мать просто взяла и отпустила ее? – Мне кажется, она немного… одичала.

– Так не должно быть, – тихо заметил Леон. – Утрата одной из личин чревата для метаморфов.

– Знаю. Но это не единственное, что меня смущает. – Я присела рядом с малышкой, чтобы наши лица оказались примерно на одном уровне. – Нам нужно разорвать связь, милая. Это опасно для твоего развития. Ты должна познавать мир самостоятельно…

Я передала это послание мысленно, отчасти – с помощью образов. Малышка, протестующе заворчав, вцепилась в мою руку. Я вздохнула.

Леон покачал головой.

– Что? – нахмурилась я.

– Все мои знакомые ментальные маги, драконологи и зоологи душу бы продали за шанс оказаться переплетенным сознанием с драконом.

Я понимала, почему. Подобная возможность изучить столь уникальное сознание изнутри дважды не выпадает. Но решительно ответила:

– Скоро я уйду в свой мир, а она останется здесь. И если я нарушу что-то в этом хрупком разуме, нарушу нормальный процесс ее взросления, и из-за меня она не вырастет полноценным, сильным драконом… Я никогда себе этого не прощу.