– Я не слишком хорошо спала.

– Принимаю на себя всю ответственность за это.

– Не стоит.

– Стоит, – решительно заявил он. – Мне не следовало нарушать твой покой, а я, не стану отрицать, сделал это. Как только ты сообщила мне тогда в аэропорту, что замужем, мне следовало оставить тебя в покое. Это было бы самое лучшее.

– Правда?

– А разве нет?

Влекомые какой-то невидимой необъяснимой силой, они почувствовали, как приблизились друг к другу. Дакс ощутил, как кровь прилила к чреслам. Кончики пальцев подрагивали от страстного желания прикоснуться к ней, шрам под глазом подергивался. Его губы слишком живо помнили ощущения от прикосновения ее губ. Его взгляд впился в ее глаза.

Она непроизвольно облизала губы, а он следил за исполненным чувственности движением ее языка.

– Да, – чуть слышно прошептала она. – Наверное, так было бы лучше.

– Я снова забыл вопрос.

– Кили?

– Что? – Она с виноватым видом повернулась, когда стоявшая у дверей Бетти окликнула ее. – Машина уже пришла? – задыхаясь спросила она.

– Да, – ответила Бетти, подозрительно разглядывая ее раскрасневшиеся щеки и взволнованно вздымающуюся грудь.

Они попрощались с Даксом, выразили свою благодарность Ван Дорфу, требовавшему у администрации вернуть ему проглоченные автоматом деньги. Конгрессмен Паркер вышел вместе с ними.

Когда они расположились на заднем сиденье такси и Кили безуспешно пыталась справиться с застежкой своей сумочки, Бетти произнесла:

– Ты не обязана говорить мне, но, признаюсь, я испытываю любопытство.

– По поводу чего? – Кили постаралась принять беззаботный вид, но понимала, что не может никого обмануть. Особенно себя.

– Да ладно, Кили. Сегодня утром, когда я спросила тебя о Даксе Деверексе, я предоставила тебе прекрасную возможность рассказать мне о своей встрече с ним вчера вечером. Ты этого не сделала.

– Я не придала этому значения.

Бетти протянула руку и заключила влажную ладонь Кили в свою. Она держала ее до тех пор, пока Кили не подняла глаза на приятельницу.

– Женщины по природе своей более чувствительны, чем мужчины. Надеюсь, больше никто из присутствовавших за столом не заметил тех искр, которые пробегали между тобой и симпатичным конгрессменом каждый раз, как вы смотрели друг на друга, но я заметила. Я не сую нос в чужие дела. Твоя личная жизнь – не моего ума дело, Кили. Я не беру на себя смелость осуждать тебя. Я только призываю тебя соблюдать осторожность. Не делай того, что может сделать тебя доступной для критики, нечто такое, что может подвергнуть риску твою репутацию и поставить под сомнение честность, не говоря уже о репутации ПРНС.

Кили решительно покачала головой:

– Я никогда не наделаю подобных глупостей, Бетти. Ты должна бы знать это.

– Знаю, тебе так кажется, что ты не наделаешь глупостей. Наверное, я покажусь тебе старой и сухой, но я женщина, которая провела без мужчины более четырнадцати лет. Мужчина, обладающий обаянием Дакса Деверекса, может соблазнить и святую.

Кили отвернулась, и ее глаза невидяще устремились на памятник Вашингтону, устремленный в небеса, словно обвиняющий перст.

– Понимаю, что ты имеешь в виду.

Дневную сессию слушаний составило рутинное, монотонное выступление армейского генерала. Он зачитывал одно показание за другим различных армейских родов войск. Имена и ранги впечатляли, но документы не проливали света на предмет обсуждения. Генерал возводил словесную изгородь каждый раз, когда раздраженный конгрессмен Паркер пытался заставить его изречь что-то определенное. Его хорошо научили придерживаться общих комментариев и не высказывать личное мнение. Когда молоточек председателя возвестил об окончании сегодняшней сессии, все вздохнули с облегчением.