Я вдарила кулаком по спинке сиденья и выругалась на испанском:

– Están jodidos, imbéciles! (Вам крышка, тупоголовые придурки!)

– Ого, ты знаешь французский? – удивился Долмацкий, а затем наклонился ко мне. – Как будет: «Ты мне нравишься…»?

– Vete al infierno! (Катись к чертям!), – поддавшись вперёд, процедила я.

Парень льстиво улыбнулся.

– Vete al infierno, Ромашка.

Несмотря на растущую злость, я почувствовала себя необычайно слабой. Беззащитной и униженной. Справиться с тремя парнями в одиночку не представлялось возможным. Тем временем автомобиль выехал на грунтовую дорогу, окруженную лесистыми пустырями, взбивая за собой густой шлейф из пыли, отчего стало вовсе не по себе.

– Хорошо, – сдалась я, обратившись к Янису. – Что тебе нужно?

– Я помог тебе, – улыбаясь, напомнил он, – а теперь ты поможешь мне.

В голове тотчас промелькнуло десяток догадок, ни одна из которых не привнесла облегчения. Единственное, о чём я сейчас могла думать, так это о реванше, пусть даже только словесном.

– Дай угадаю, – хмыкнула я, стараясь держаться уверенно, – решил ограбить ларёк с мороженным, но не нашёл того, кто постоит на шухере?

Долмацкий сбросил улыбку и нахмурил брови.

– Ты за кого меня держишь?

– Ох, вот только не нужно строить из себя паиньку. Я наслышана о твоих делах, что едва ли одобряет закон. К тому же, на твоём лице всё написано.

Блондин хохотнул, водитель продолжал неизменно молчать.

– Да ну? – не унимался сосед. – Быть может, просветишь меня? Иначе я решу, что многого о себе не знаю.

Тогда мне впервые удалось разглядеть его поближе. Глубокие кофейные глаза, острые скулы, почти неуловимые шрамы на смуглой коже – он был неплох собой, если не считать потрёпанную одежду, чрезмерную самоуверенность и бритую под тройку голову. Парень не внушал доверия, но и страха рядом с ним я не испытывала, только лишь раздражение.

– Да ты только посмотри на себя, – мой голос наполнился ядом. – Разобрался с тройкой выпускников и вдруг решил, что стал грозой района. А на деле, ты всего лишь жалкий неудачник. Бродяга, который обитает в погибающей станице и ест картошку на завтрак, потому что ни на что не способен, кроме как тягаться с девчонками. Мне противны такие как ты.

Янис весь помрачнел, будто получил плевок в лицо.

– Тормози, Гера, – сказал парень, но не был услышан. Тогда он вдарим кулаком по спинке сиденья и повторил уже в крике: – Тормози, твою мать!

Колёса тут же заскрипели на камнях.

Не успела я одуматься, как Долмацкий распахнул дверь и приказал мне убираться. Ровно, холодно, без капли сомнения. И если бы не танцующие скулы и свирепый взгляд, я бы решила, что мои слова его нисколько не задели.

Но это было не так.

Стоило мне оказаться на улице, как авто сорвалось с места, оставив меня в облаке пыли, посреди безлюдной местности. Мысль о победе моментально сменилась досадным разочарованием. А ещё и начавшийся дождь, будто нарочно омрачил ситуацию.

– Прекрасно, Даша… И когда ты только научишься держать язык за зубами? – ругала я себя, обняв плечи и неспешно вышагивая вдоль обочины. – Dónde estaban tus cerebros, imbécil? (Где были твои мозги, тупица?)

Где-то вдалеке сверкнула гроза. Ранее ясный день несправедливо превратился в сумерки. Тучи сгущались над головой, всецело олицетворяя моё настроение. Вокруг ни души, одежда вымокла, а упругие локоны склеились в тонкие сосульки. Мне хотелось разреветься, на один миг стать маленькой и в истерике топать ногами, как вдруг приближающийся звук мотора подарил надежду. Вытянув руку, я остановила незнакомца на зелёном байке.

Это был парень лет двадцати. В дырявой жилетке и с безобразной наколкой на лице в виде дракона. Он притормозил вплотную со мной и, прокрутив во рту спичку, спросил: