Она молча посмотрела в окно, словно отчаянно искала там хоть какой-то ответ на мучивший её вопрос, потом медленно перевела свой взгляд на него и, собравшись с духом, тихо заговорила:

– Сегодня ночью… мне приснился очень странный и страшный сон.

Она вздохнула чуть глубже, словно готовясь к чему-то трудному и неприятному.

– Мне приснилось, будто я потеряла тебя навсегда. И отчаянно искала тебя в каком-то огромном и бесконечном городе – всё вокруг было чужое, холодное и пустое, как будто декорации. Люди мелькали мимо, безразличные и отчужденные, дома были словно огромные зеркала, уродливо отражающие мою тревогу и отчаяние, но нигде, нигде тебя не было.

Он слегка нахмурился, почувствовав её внутреннее напряжение, и его рука медленно и нежно нашла её ладонь, крепко сжав её в своей.

– Тебя что-то сильно беспокоит? – спросил он мягко, но с ощутимым внутренним напряжением. И это был вовсе не вопрос, продиктованный ревностью или страхом потерять её, а искренняя заинтересованность и тревога за её состояние. Он безошибочно чувствовал, что это не просто ночной кошмар, что этот сон – лишь отражение чего-то гораздо большего и серьезного, что происходит в её душе.

Она в ответ крепче сжала его пальцы в своей руке, и её голос стал чуть ниже и тише, чуть медленнее, как будто каждое произнесенное слово должно было прозвучать с предельной честностью и искренностью, отличающей откровение от пустой болтовни.

– Я много думала после этого сна, я почти не спала всю ночь, размышляя об этом, – призналась она. – И в итоге я поняла одну очень важную вещь. Я умею просто любить. Без каких-либо условий, без ненужных обещаний, без лицемерных клятв, без малейшего страха. Любить не за какие-то определенные качества, не за что-то материальное, а вопреки всему, что может произойти. И это светлое чувство… я давным-давно тебе подарила. Без остатка, без надежды получить что-то взамен. Понимаешь меня?

Она смотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда, словно испытывая его на прочность, проверяя: сможет ли он выдержать этот взгляд полной и абсолютной открытости, сможет ли он принять всю правду, которую она ему сейчас откроет.

– Я совершенно отчетливо осознала во сне: даже если вдруг однажды между нами встанет коварное время или огромное расстояние, даже если навсегда исчезнут все слова и останется только звенящая тишина, – она на мгновение замолчала, словно заглянула в пугающую бездну, но голос её не дрогнул, – я никогда не смогу быть с другим человеком. Просто физически не смогу.

В её словах не было ни малейшего драматизма или наигранной театральности. Это было вовсе не легкомысленное обещание или пафосная клятва верности – это была твердая констатация факта, глубокая и зрелая внутренняя истина, пришедшая из самых глубин подсознания, выстраданная сердцем.

Он медленно кивнул, принимая её слова. Почувствовал, как в груди что-то внезапно потеплело, но не вспыхнуло яркой вспышкой мимолетной страсти, а разлилось ровным, мягким и надёжным светом, словно зажглось внутреннее солнце, освещающее их общий жизненный путь.

– Спасибо тебе за то, что ты сказала мне это, – произнёс он так же честно и открыто, как и она. – Мысль о том, что ты так чувствуешь, наполняет меня уверенностью в завтрашнем дне, придает сил и помогает двигаться вперед. И теперь я знаю наверняка, что в каком бы кошмарном сне или суровой реальности мы вдруг ни оказались, я ни за что не позволю себе заблудиться и потерять тебя. Я всегда найду тебя, чего бы мне это ни стоило.

Он говорил это без излишнего пафоса и красивых фраз, как человек, который не обещает невозможного, а просто утверждает непреложную истину, которую он давно уже носит в своем сердце.