Когда-то на его месте был сливовый сад, и паслись пасторальные коровы, дорога была обыкновенной – разбитой.

Теперь дорога хоть в три ряда езжай, бетон ровный – загляденье, а вдоль памятники да ограды.

И тут, всё как при жизни: все соблюдают субординацию и общепринятые правила: ближе к солнцу, наверху чёрные и белые мраморы, скорбные эпитафии, благородный анфас, всё чин чином, внизу теснее и скромнее, а в овраге вообще могилы уже общие – привезли, свалили, прямо в мочагу (мокрое место).

Устин помолчал, в голове роились вопросы, он решил озвучить самый надоедливый.

– Ничтожных ли сваливают и достойные ли облачаются в благородный мрамор? Хотя в мире мёртвых, наверное, всё вывернуто и перевёрнуто. Там свои законы. Одного не пойму и не приемлю: ну если ты мёртвый и тобою движут мёртвые законы, зачем живых дёргать, их жизнь превращать в ад? Месть, думаешь ты.

Не хочется мне в людях разочаровываться. Ох как не хочется…

Вытянутая ладонь пересекла тонкий луч света.

– Как с этим быть?

– Как быть с этим?

Такой, кажущийся безобидным, вопрос озвучивается на всех языках мира. Звучит, естественно, по-разному, в зависимости от темперамента, традиций и нравов той стороны, ему обычно сопутствует ропот собрания похожий на стозвучное эхо, усиленное вибрациями и новыми интонациями.

Обычно его задают личности беспокойные, напоминающие детонатор, состояние покоя не их стихия они взрывают его. Хотя вопрос звучит о ком-то, тем не менее, в нём всегда слышится глубокая заинтересованность, и всегда подразумевается сиюминутная выгода, то есть человек.

При такой постановке вопроса, естественно, человека сразу (да и потом) не замечают, а видят некое препятствие, помеху, этакую оплошность, которую нужно немедленно удалить.

Согласитесь, помеха – уже не человек, и вопрос звучит не так напряжённо, нейтрально, что-то вроде: куда прикажете выбросить этот мусор?

И куда бы вы ни поехали, с первого взгляда становится понятно, что послужило причиной столь банально-безобидного вопроса. Так, находясь в какой-нибудь банановой республике, одного взгляда достаточно на зеленеющие плоды плантаций и сгорбленные загорелые спины, чтобы, не задумываясь, ответить: сорвать, очистить, съесть, кожуру выбросить.

Мы о человеке. А я о чём!

На юге одной великой и холодной державы, там, где узенькой полоской вдоль побережья, на удивление северным снегам буйным цветом распускается тропическая растительность, где плещется в загорелые берега тёплое море и где солнца катастрофически не хватает на всех желающих приобщиться к этому бесплатному дару, а о пингвиньей справедливости никто ничего не слышал, предпочитая медвежьи традиции, этот вопрос – вопрос о месте или, если быть совсем точным, – о земле.

Тут и гадать не надо, загляните в местные суды. Сколько высокой патетики и демосфеновской риторики во славу гектара, маленьких трагедий развёртывающихся на пяти сотках, сколько фарса в облачённых в судебные мантии и сколько лицемерия в обращении «Ваша честь»!

Тут миллиметр в сторону – роковая ошибка. Тут чудес столько, вот взять хотя бы невидимые земли и высотки или коварную межу, на которую наступишь и пропадёшь, пропадёшь до скончания века. Страна великая, а отношение к ней мелочное, кругом «расчётики», а законы какие тут чудны е, прыгают как послушные зверята по арене, ты ему, закону то есть – але-ап! – и он сразу на задние лапки, а передними по воздуху беспомощно царап-царап.

А могут и зубками покалечить…

Простите, отвлёкся, ну так вот, когда звучит вопрос «Как быть с этим?» знайте: тут это вопрос о земле.

Пауза затягивалась, вопрос приобретал неприятный привкус, совсем неуместный, когда почтенные господа предпочитают утончённые напитки с вандейских холмов.