– Всегда быть уверенным в успехе. Я бы пошел на попятную, умолял бы клиента дать нам отсрочку. А ты…

– Вот поэтому, Боря, ты у нас отвечаешь за финансы, а я за все остальное, – поворачиваюсь к нему.

– Мне иногда кажется, что ты сумасшедший, – Успенский залпом выпивает коньяк.

– А, может, тебе не кажется? – взгляд возвращается к смеющейся Макеевой, цепляясь за ее тонкие щиколотки, запястья и длинные пальцы с ярким маникюром.

Телефон в кармане звонит так настойчиво, что, кажется, сейчас взорвется. Недовольно смотрю на номер.

– Что-то не так? – спрашивает Боря, наблюдая за мной.

Сбрасываю вызов.

– Все в порядке.

Снова звонит.

– Да что ж ты такая заноза? – спрашиваю в полголоса.

– М? Бывшая? – с интересом смотрит на мой телефон Успенский.

– Если бы.

– Клиент?

– Это было бы еще лучше.

– Тогда кто? Почему не отвечаешь?

– Не вижу смысла, – убираю телефон в карман пиджака и тут же чувствую короткую вибрацию. Опять сообщение. Наверное, стоит ей прямо ответить, что меня не интересует судьба этой девчонки. И пусть делает с ней, что хочет. Но почему-то откладываю это. И не читаю сообщение.

Все уже разошлись. И мне тоже пора домой. Выключаю компьютер, запираю сейф и, прихватив со стола телефон, направляюсь к дверям. Заглядывает Успенский.

– Еще тут?

– Уже ухожу.

– Ты обещал выходной. Ребята спрашивают.

– Я обещал отдых, но не выходной, – закрываю за собой дверь. – Завтра скажу Регине, чтобы нашла хороший клуб или ресторан.

– Вечеринка за счет большого босса? – ухмыляется пьяными глазами Боря.

Не успеваю ответить – снова телефонный звонок.

– Да ответь ты уже. Человек чего-то хочет, – кивает на мой айфон Успенский.

– Впарить мне чужого ребенка, – бормочу я, чтобы он не слышал, но у него превосходный слух.

– Что? У тебя есть ребенок? – ошарашенно смотрит на меня мой компаньон.

– Боже упаси! – поднимаю я руки.

– Тогда откуда ребенок.

– Племянница, – слово дается мне не без труда.

– Племянница??? – все, Успенский окончательно протрезвел. – У тебя есть сестра? Или брат? Ты никогда не говорил.

– Потому что нет, – нажимаю на кнопку лифта.

– Тогда откуда племянница?

– Это долгая и неинтересная история.

– Почему ты не отвечаешь на звонок? Не хочешь с ней разговаривать?

– Именно.

– Почему? – не сдается Боря, заходя за мной в лифт.

– Потому что мне нет никакого дела до этой так называемой племянницы, – начинаю я раздражаться.

– А что с ней?

Еще одной занозы на мою голову не хватало!

– Ее мать умерла и мне пытаются ее впарить.

– А отец?

– Понятия не имею.

– Сколько ей?

– Не знаю, – с трудом сдерживаю раздражение. Отвлекают цифры на табло, отсчитывающие этажи.

– Большая? Маленькая?

– Не знаю.

– А зовут как? – двери лифта распахиваются. Я выдыхаю и выхожу.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Так, постой, ты, что, единственный родственник? – не отстает Успенский.

– Наверное, – мне все равно. Прощаюсь с охранником и выхожу в вечернюю прохладу. Уже темнеет. На парковке ждет такси.

– И тебе все равно? – шагов за спиной больше не слышно.

– Бинго, Боря! – поднимаю руки, не оглядываясь.

– Она же ребенок, – доносится мне в спину растерянное.

– Мне. Нет. До нее. Никакого. Дела, – поворачиваюсь к нему.

– Ты же не можешь быть такой сволочью, Марк.

На его лице растерянность и шок.

– Почему? – искренне не понимаю я.

– Она твоя племянница. Ты, что, позволишь отдать ее в детский дом? Да, Марк? Вот так просто позволишь?

Я молчу, глядя ему в глаза. И не чувствую при этом ни малейших угрызений совести.

– Нет, Климов, я знал, что ты отмороженная сволочь, но не думал, что настолько, – почти шепчет Успенский.

– Ну вот и познакомились, – ухмыляюсь я и снова разворачиваюсь, чтобы уйти. До такси каких-то пять метров. Хочу домой, в душ и спать. К счастью, Успенский больше не пытается читать мне нотации. Через стекло такси я вижу его лицо. Он осуждает меня. Может быть, даже ненавидит. Но мне плевать. Я закрываю глаза, позволяя машине укачать меня.