Дед Михаил рассказывает, что однажды тихим летним вечером мать приказала всем детям выйти из квартиры погулять. Это было странно, так как она раньше никогда так не делала. Шестилетний Мишка видел, как в парадное вошел какой-то мужчина. Позже старшие дети говорили, что это был их отец. Детям до поздней ночи было запрещено входить в дом. Думаю, в этот вечер произошел разговор матери и отца. К тридцать пятому году старшие дети в семье Сухачёвых уже были пионерами и комсомольцами. Возможно, поэтому мать с отцом и договорились о том, что для блага семьи отец должен навсегда исчезнуть. И он исчез – вышел из парадного и очень быстро ушел в ночь, ни разу не обернувшись. Мать запретила детям бежать за отцом. Честно говоря, мне тяжело сейчас представить эту картину, хотя в девять лет я пережил что-то подобное. Тогда от меня тоже уехал отец, навсегда. Известно только одно – каким-то образом Павел устроился работать в пожарку недалеко от Московских ворот. После этого вечера не было ни материнских историй и объяснений, ни детских баек, ни рассказов вездесущих соседей. От отца в жизни восьми детей не осталось и следа. Потом Александра Алексеевна так и не вышла замуж. Главным подвигом ее жизни стало воспитание детей.
Детей в этой большой семье звали так: Николай, Василий, Михаил, Константин, Катерина, Елена (ее все называли Люсей), Варвара, Анна. Когда в двадцать девятом году семья Сухачёвых перебралась в Ленинград, старшему сыну Николаю было семнадцать лет, а младшему, Михаилу, – всего полгода. Моему же деду Василию только что исполнилось пятнадцать лет. Как мне удалось выяснить, сначала семья хотела перебраться в подмосковный город Подольск, но каким-то невероятным, удивительным образом госпожа Судьба привела их в Ленинград. Когда они ехали в поезде, с ними в одном вагоне возвращались в город какие-то партийные деятели. Они-то и побеспокоились об Александре Алексеевне и ее детях, договорившись через Московский райком партии Ленинграда, что Сухачёвы будут определены в девяносто девятую образцовую школу, ту самую, в которой семья и прожила до сорок второго года. Им выделили двенадцатиметровую комнату. Александра Алексеевна устроилась работать уборщицей и истопником в школу. Дети учились тут же. По словам деда Василия, директор школы была очень довольна, что Сухачёвы жили при школе: на детских плечах были все работы по хозяйству, мелкий ремонт классов, сборка мебели. Через пару лет директору школы удалось договориться с кем-то из городской управы, и Сухачёвы переехали в соседний со школой дом, на Воронежскую, 55, где они и встретили войну. Теперь у них была большая восемнадцатиметровка. На самом деле, конечно, это была обычная комната в коммунальной квартире, но теперь уже не все дети спали на полу – некоторые могли устроиться на кровати. Хотя укладывались они поперек, подставив под ноги скамейку. В свободное от работы по школе и уроков время мальчики и девочки занимались в кружках и играли в струнном оркестре Ленинградского клуба железнодорожников. Несмотря на жуткую нужду, ребята были разносторонне развиты: они пели, рисовали, посещали авиамодельный кружок.
Дед Василий ушел в армию еще до войны, в тысяча девятьсот тридцать девятом году, и уже зимой того года девятнадцатилетний юноша прошел первое боевое крещение: Красная армия несла огромные потери в Финляндии, мороз достигал сорока градусов. В этой стуже и закалялся характер моего деда. Через год после финской кампании началась Великая Отечественная война. Летом сорок первого связь с Василием была прервана. В семье, оставшейся в блокадном Ленинграде, о нем ничего не было слышно, и только зимой сорок первого – сорок второго кто-то из соседей принес радостную весть: «А Василий-то ваш жив, о нем в заметке написали. Говорят, сражался как герой в Раменском». И действительно, Василий Павлович Сухачёв был командиром пулеметного взвода противовоздушной обороны, который состоял из женщин-пулеметчиц. Он геройски защищал Москву, но, по словам его родного брата и моего двоюродного деда Михаила, никак не мог защититься от пулеметчиц – женщины вили из командира веревки, пользуясь его мягким характером. Василий даже писал рапорт о том, чтобы его перевели, но тот остался без ответа. Войну Василий окончил не под Берлином, до которого почти дошёл, – он был переброшен на Дальний Восток и домой вернулся только в конце сорок пятого года в звании старшины. Василий Павлович награжден многочисленными медалями.