Также в их семье был ещё один сын, Геннадий. Его я не помню, впрочем, как почти всех своих мурманских родственников, за исключением деда Владимира Павловича, или, как я его называл в детстве, дедули. Моего дядю Геннадия, который всю жизнь ходил в море, и его жену Антонину, а также их детей, Лену и Сергея (моих двоюродных брата и сестру), я ни разу не видел. Знаю только, что Сергей служил в горячих точках и был ранен. Когда вернулся с войны, врачи сказали, что он нежилец. Тогда Сергей в доме родителей оборудовал свою комнату тренажёрами и стал упорно заниматься. Со временем Сергей абсолютно восстановил свое здоровье и сейчас чувствует себя прекрасно.
Теперь попытаемся не потерять родственную нить и пойдём чуть дальше в глубь веков. На первых страницах возникла в моем рассказе фамилия Жильцовых. Почему сейчас я вспомнил о них? Пожалуй, из чувства глубокого уважения к Нине Алексеевне Жильцовой. Дело в том, что мой прадед Павел Иванович Возилов (1880–1942) был женат на Клавдии Фёдоровне Жильцовой. Именно от её родного брата Федора Фёдоровича Жильцова и пошла упомянутая ветка Жильцовых. У Нины Алексеевны было семеро братьев. Сейчас остались в живых только она и её брат Борис. Одна из интереснейших историй, которую мне поведала Нина Алексеевна, – это рассказ о том, как её дед и бабка были раскулачены.
Итак, как мне удалось выяснить, мой дед Владимир Павлович Вазилов родился в небольшой деревне Поповская Рыбинского района Ярославской области. Его матушка, а моя прабабушка Клавдия Фёдоровна Возилова (урожденная Жильцова) появилась на свет в соседнем селе Локтево (дата ее рождения неизвестна). Её отец, мой прапрадед Фёдор Логинович Жильцов родился в том же селе в 1855 году. Был он приказчиком, служил в Москве, а весной приезжал в Локтево, чтобы заниматься сельским хозяйством. Осенью, после уборки урожая, Фёдор Логинович возвращался в Москву. Вот обещанная история раскулачивания. После прихода на ярославскую землю Советской власти очень быстро стало известно, что Жильцовых будут раскулачивать. Отобрали у них всё быстро: в один вечер приехали и конфисковали добро для нужд Советской власти. Из дома вынесли всё подчистую, включая детскую одежду. По сути, это был обычный бандитизм и грабеж. А утром раскулаченные увидели, как местный милиционер браво шагает по селу в отцовском тулупе. После этого Жильцовы бежали в Мурманск, туда, где жили их дети.
В семье Возиловых до раскулачивания дела обстояли прекрасно: мой прадед в Рыбинске держал чайную. Его отец Иван Игнатьевич и дед Игнатий были предприимчивыми купцами. Жили в Петербурге на улице Гороховой, и у них была известная всему городу шляпная мастерская. Возиловы были людьми набожными и много времени проводили в постах и молитвах.
История пятая. О совпадениях
У моего прадеда Павла Ивановича Возилова и его жены Клавдии Фёдоровны родилось тринадцать детей. Удивляет, как много в те времена рожали, и это не зависело от благосостояния и статуса. Так, у других моих прабабки и прадеда Сухачёвых из Орловской губернии родилось четырнадцать детей. В той и в другой семье выжило по восемь детей. По четыре брата и четыре сестры. И ещё совпадение. У одного моего прадеда отчество Павлович и у другого тоже, то есть у меня было шестнадцать (!) бабок и дедов с отчеством Павловна и Павлович. И это ещё не всё. Павел Возилов и Павел Сухачёв, родившиеся в очень состоятельных семьях, оба были раскулачены и каждый до окончания своих земных дней работал – один сторожем, другой пожарным. Они оба потеряли семьи. Чудом не потеряли и свои жизни. В те времена основной посыл государства был таким: «Кулаки – эти яростные враги социализма – сейчас озверели. Надо их уничтожать!» Павел Иванович Возилов вообще попал под тогда ещё новый и страшный термин «твердосдатчик». А это не просто «кулак». Дело все в том, что в 1920-х годах молодое советское государство пыталось забрать хлеб, не прибегая к сплошной коллективизации. «Твердосдатчиков», то есть тех, кто не проявлял высокой сознательности и отказывался продавать по госценам зерно сверх продналога, клеймили в печати и на собраниях, лишали избирательных прав, выселяли из домов в холодные сараи, запрещали им выезжать за пределы деревни, отказывали в медицинской помощи, требовали от односельчан объявлять им бойкот. После унизительного раскулачивания Павлу Ивановичу Возилову было запрещено уезжать с местожительства, а его семья бежала в Мурманск, где в то время уже поселилась часть родни и односельчане.