– Уго? – позвала дочь Аструги. – Тебе придется подождать снаружи, пока мы не закончим.
– А долго еще ждать?
– Это никогда заранее не скажешь. Но ты можешь заодно проследить, чтобы никто не приближался к давильне.
На этом Дольса собиралась закончить разговор, но взгляд ее остановился на Уго. Дольса оглядывала его с ног до головы, а парень смущенно переминался. Он уже собирался сказать какую-нибудь грубость, но девочка заговорила первой.
– Слушай, а мой двоюродный братец Давид говорил, что ты умеешь стоять неподвижно, – хихикнула она.
Уго рассердился. А девочка еще и посмеялась над его надутым видом.
– Дольса! – позвали из давильни.
– Я должна идти. А ты, ну ты понял: стой на страже. Но самое главное, самое главное – не подсматривай, чем мы там занимаемся…
– Ясно, – только и успел ответить Уго.
– …и даже не вздумай подглядывать через большую решетку, которая сбоку. Ты понял? – Мальчик застыл как вкопанный. Девочка кокетливо склонила голову. – Да не придет сюда никто, – успокоила она. – Но самое главное, самое главное… – И Дольса сделала два шага вперед, так что теперь Уго чувствовал ее дыхание – лихорадочное, обжигающее – и, сам не зная отчего, покачал головой. – Очень важно, чтобы женщины, которые сейчас внутри, не увидели тебя, когда будут выходить. Они не должны знать, что в этом доме кто-то живет.
– Дольса!
На сей раз голос раздался уже снаружи. Из давильни вышла еще одна девочка, по возрасту тоже годящаяся Саулу во внучки.
– Это моя подруга Рехина, – представила ее Дольса. – Моя мать обучает нас…
– Пошли! – поторопила Рехина, указав на дверь и топнув ногой от нетерпения.
Девочки исчезли в мгновение ока. Уго раздумывал, стоит ли ему сторожить давильню, бессмысленно пялясь на виноградные лозы, стоящие перед ним, точно сумрачное войско. Указания Дольсы путались в его голове. Зачем она так подробно рассказывала про большую решетку? Неожиданно для себя Уго очутился прямо перед этой решеткой – найти ее труда не составило. Уго старался себя убедить, что не следует так поступать. Там, внутри, – Аструга, мать Дольсы и дочь Саула, и пациентки, о которых предупредила девочка. «Я не должен», – повторял про себя часовой. И все-таки после третьего «не» Уго уже приник глазом к той самой решетке.
Внутри находились пять женщин: Дольса и Рехина стояли наготове, ожидая команд третьей (несомненно, это была Аструга, врач); еще одной девушке по виду не было и двадцати; пятая, скорее всего, приходилась ей матерью. Уго смотрел на девочек, хлопотавших над котелком, стоящим прямо на пылающих углях: одна перемешивала, вторая выливала в котел содержимое горшочков, которые передавала ей Аструга. «Не так много. Чуть больше. Да. Теперь в самый раз… Еще чуть-чуть», – распознавал Уго скорее по жестам Аструги, нежели по словам, которые до него доносились. Ожидая очередной команды, Дольса не забывала поглядывать в его сторону, и Уго боялся, что его можно разглядеть через решетку. Но хорошенько обдумать, так это или нет, мальчик не успел, поскольку, как только Аструга отвернулась к молодой женщине, Дольса ему улыбнулась. Рехина тоже посмотрела в его сторону и кокетливо покачала головой. Девочки знали, что он подглядывает!
Уго уже хотел отступить, но тут Аструга подозвала дочь к себе. Рехина осталась следить за содержимым котелка, мать и дочь подошли к пациентке, а старшей женщине Аструга сделала знак отойти. Та повиновалась, склонив голову, как будто передавая судьбу своей дочери в чужие руки. Мальчик не понимал, что происходит. Они раздевают девушку! Уго не только приник глазом к решетке, но и непроизвольно прижался к стене давильни всем телом, как будто это помогало лучше видеть. Он перестал обращать внимание на мимолетные взгляды Дольсы; мальчик весь затрясся, когда врач с помощницей обнажили все тайны двадцатилетнего тела: большие упругие груди, широкие бедра и лобок, покрытый короткими курчавыми волосами – темно-каштановыми, как и волосы на голове у девушки, которая подчинялась скорее из почтения, чем из слепой покорности.