– Хорошо… – промямлил Уго.

– Красивая женщина, – добавил старик.

– А ты? – вмешался еще один. – Тоже будешь моряком?

Моряком? Уго помотал головой, словно не отваживаясь произнести вслух. Батюшка… тот всегда говорил, что море чудесно. «Оно как прекрасная женщина, на которой ты покачиваешься, – объяснял он. – Море – вот мое лучшее наслаждение… после тебя», – поправлялся отец, если Антонина слышала его речи и недовольно морщилась. А когда отец с сыном оставались наедине, Матиас заводил настоящий мужской разговор: «Уго, нет на свете девки такой капризной, так умеющей тебя выбесить, как море. Держись от него подальше». Мальчику не довелось узнать, каким капризным оно может быть. «Обещай мне, Уго, что ты никогда не уйдешь в море, как ушел он», – умоляла Антонина в день похорон, указывая на гроб. И Уго пообещал.

– Знаешь, где улица Регомир?

Вопрос человека, который, судя по теслу в руке, являлся mestre d’aixa, пробудил Уго от грустных воспоминаний. Мальчик растерянно помотал головой.

– Да знаешь, знаешь! Ты же по ней на берег спустился! – подсказал Андрес.

– Ах да!

– Ну так ступай туда и отыщи кузницу Сальвадора Виньолеса, – велел mestre d’aixa. – Скажешь кузнецу, что пришел от меня, от Жоана Пужоля, и пусть он отдаст тебе гвозди, которые я ему заказывал. Ну и чего застыл, постреленыш? – поторопил он Уго.

Эта партия гвоздей и еще два поручения, которые Уго исполнил для конопатчиков, доставили ему краюху хлеба, миску куриной похлебки с овощами и полный стакан вина – Андрес принес новому знакомцу ужин прямо на берег. А еще мальчику позволили ночевать внутри корабля, который постепенно разбирали на доски.

Так Уго стал жить среди людей моря и спать под кораблями; он прятался, едва завидев блеск дорогих одежд или заслышав звуки приготовлений, всегда предшествовавших появлению вельмож. Навестил Арсенду. Уго не отважился признаться сестре, что больше не работает на верфи. Пришлось объяснять, почему он босой: просто забыл прихватить сандалии. «Однажды ты их где-нибудь вот так оставишь, вернешься – а их уже и нету…» – предупредила сестра.

Со временем страхи перчаточника после стычки Уго с семейством Пуч поутихли, и мать с сыном снова могли обмениваться парой слов по воскресеньям, выходя из церкви Святой Марии у Моря. Антонине мальчик тоже ничего не рассказал о происшествии на верфи. Он не мог найти нужных слов. Угрызения, терзавшие его, однако, утихали при встрече: ни мать, ни сестра не задавали вопросов, хотя Уго все-таки расплатился за молчание, когда руки Антонины, которая обнимала его и гладила по спине, снова пробудили жгучую боль.

Несколько раз Уго подходил к верфи. Работы велись безостановочно, и деревянная загородка, поставленная перед морским фасадом для защиты от волн, то стояла на месте, то убиралась, чтобы открыть проход к берегу. Бастайши перетаскивали древесину и инструменты. Моряки и мастера снаряжали галеры. Генуэзца нигде не было видно. Уго не разглядел ни его, ни других пленников с ядрами. Зато издалека узнал Жоана Наварро. Взгляды их встретились, и оба улыбнулись.

Уго подошел к помощнику управляющего.

– А где генуэзец? – поздоровавшись, спросил мальчик.

– Он теперь свободен.

И они посмотрели на море, как будто могли увидеть Доменико Блазио там, вдалеке.

Однажды Андрес предупредил Уго, что о нем расспрашивают в Равале. «Слуга знатного сеньора, – ответил, когда Уго спросил, кто именно. – Это правда, что ты продырявил ему голову?» Они вместе посмеялись над недавним происшествием, однако Уго воспринял новую угрозу всерьез и перестал появляться в этой части Барселоны. Но даже такая предосторожность не пошла ему впрок. Да, Уго старался не попадаться на глаза сеньору и его слуге, рыскавшим по кварталу Раваль, зато сеньоры и их слуги сами появились на верфи Регомир. Уго уже не однажды видел такое, он даже ходил вместе с отцом, когда тот вербовался на корабль; поэтому мальчика не удивило то, что произошло в следующее воскресенье, после объявления об отплытии королевской армады на Морею.