Всё же Йоханнес не терял надежды что-нибудь придумать, потому как он уже привык к образу жизни богатого негоцианта, и в этом смысле Лондон ему очень даже нравился. Ван Рихт жил в роскошных апартаментах, не скупился на еду и развлечения, одевался по последней моде, но деньги его быстро таяли.

Об этом-то и размышлял Йоханнес по вечерам, прогуливаясь в одиночку в Гайд-парке. Это излюбленное место для прогулок в ту пору было не особенно безопасным для лондонской публики, а потому знатные и богатые люди, как правило, проводили время в Кенсингтонской части парка, совершая прогулки, не покидая своих экипажей. Вереница карет и носилок неспешно двигалась по аллее вокруг пруда и по единственной освещённой масляными фонарями дороге. Ван Рихт же предпочитал бродить пешком – так лучше думалось, и однажды добродился. Дурная слава Гайд-парка появилась не на пустом месте. Лондонцев здесь грабили с пугающей регулярностью; кроме того, глухие уголки парка постоянно становились местами кровавых дуэлей.

Однажды вечером Йоханнес ван Рихт забрёл подальше в парк и, задумавшись, не заметил, как наступили сумерки. Решив, что пора идти ужинать, голландский коммерсант повернул к воротам, но тут из-за кустов вынырнули две тени, оказавшиеся потрёпанными и заросшими щетиной субъектами. В намереньях колоритной парочки сомневаться не приходилось, и Йоханнес, оглянувшись по сторонам, стал прикидывать, в какую сторону ему лучше всего удирать. Грабители, видимо, поняли, что их жертва готова сбежать, и немедля приступили к делу: один из них зашёл ван Рихту за спину, и молодой человек ощутил, как в его бок упёрлось лезвие; второй бандит вытащил из-за пояса короткий нож и сиплым пропитым голосом потребовал отдать ему кошелёк и украшения. Вот только не знали остановившие богато одетого юношу грабители, что сызмальства привыкший к дракам архангельский паренёк ещё и прошёл матросскую школу на английском корабле. Йоханнес вспомнил трюк, которому его научил старый боцман, и, сделав вид, что до смерти напуган, засунул руку под камзол, чтобы доставать кошелёк. При этом его локоть как бы случайно отвёл держащую нож руку стоящего за спиной грабителя. В следующий миг ван Рихт что есть силы ударил бандита затылком в лицо, а вместо кошелька в руке Йоханнеса сверкнул лезвием складной морской нож, с которым он не расставался. Второй бандит не стал дожидаться окончания схватки и со всех ног бросился наутёк, а получивший удар в лицо разбойник – полуоглушённый, с расквашенным носом – сделал на трясущихся ногах пару шагов и опустился на траву.

Йоханнес ван Рихт приставил нож к горлу грабителя.

– Рассказывай, – велел он. – Кто ты такой? Давно ли промышляешь разбойным ремеслом?

Грабитель долго не мог совладать с языком, но в итоге поведал ван Рихту свою историю.

Выслушав разбойника, пытавшегося его ограбить, а может быть, и убить, Йоханнес ван Рихт злодея отпустил, предварительно выяснив, где, если что, он сможет его сыскать.

– Ладно, ступай, – с наигранным пафосом сказал ван Рихт напоследок. – Не в моих правилах отыгрываться на поверженном противнике.

Впрочем, сказал это он так – для красного словца. На самом деле Йоханнес оставил злодея в живых потому, что к девятнадцати годам он твёрдо усвоил простую истину – всякий человек может быть полезен, а вот от покойника толку никакого.

Несмотря на случившуюся с ним неприятность, Йоханнес вечерние прогулки по Гайд-парку не прекратил, но в безлюдные места больше не совался. В один из таких вечеров, неспешно шагая по берегу пруда, Йоханнес ван Рихт мельком бросил взгляд на двигавшиеся ему навстречу носилки, и мысли о коммерции моментально вылетели у него из головы. В носилках сидела прелестная женщина лет двадцати пяти несколько необычной для Англии красоты: загорелая кожа оттенка оливкового масла, светлые глаза, чуть припухлые губки и щёки с румянцем. Одета она была в новое василькового цвета платье, сшитое на французский манер.