– Вась, ты сигарет хочешь? – спросил я.
– А есть? – Пепа привычно поддернул черные сатиновые трусы длиной до колена. – Давай.
– Есть, но тут такое дело…
– Какое?
– Мы опыт решили провести.
– Какой?
– Такой! – вступил Пашка. – Научный!
– Фига, – Пепа уважительно посмотрел на нас, – опыт! А я что? Я неграмотный.
– Надо будет в одном месте полежать, – уклончиво сказал Пашка. – Согласен?
– Полежать, да? – Пепа поочередно смотрел на нас.
– Угу, – кивнул я.
– В одном месте?
– Угу.
– За сигареты?
– Ну.
– Бить не будут? – Вася прищурился.
– Нет, – твердо сказал Пашка.
– За что тебя бить? – успокоил я. – Ты же ничего делать не будешь, просто лежать.
– А лежачего не бьют, – покивал Пепа.
– Ну, полежишь недолго и все.
– Недолго? – Вася не мог понять, в чем подвох.
– Совсем чуть-чуть.
– Ладно, куда приходить и когда?
Я посмотрел на Пашку.
– Давай завтра утром к нашему погребу, – решил брат. – Только чтобы родители не видели.
– Само собой, будь спок, – Пепа с достоинством нахлобучил картуз поглубже и пошел по своим делам.
Возле бревен, где ждали скот, встретили Шурика.
– Ты живой? – удивился он и, сорвав свой знаменитый кепарик, шлепнул его об асфальт.
– Живой, только кашляю, – закивал Пашка.
– А я думал…
– Не ори, – брат прервал друга, – дело есть.
В саду была недокопанная нами землянка с подземным аппендиксом метра два. Когда в ней едва не засыпало Пончика, мы копать ее бросили, но теперь было решено подготовить из нее «лечебную могилу» для Пепы.
Назавтра была суббота. Отец достал сапоги из-под подушки и встряхнул, проверяя, нет ли чего внутри.
– А чего ты их трясешь? – спросил Пашка.
– Проверяю, не нагадил ли кто.
– А кто в них может под подушкой нагадить?
– Мало ли… – загадочно посмотрел на нас папаша, – пигмеи всякие. Медицине подобные случаи известны.
– Вить, не глуми детям голову.
– Я их тут учу, как Костромило Мудрый.
– Форменный дегенерат, – мать плюнула на пол и ушла жарить на новой сковородке блины.
Пашка украдкой выскользнул из дома.
Раздался звонок в калитку.
– СтаршОй, сходи, посмотри, кого нам гидра контрреволюции принесла с утра пораньше.
– Думаешь, это гидра?
– Конечно, трудовой народ седьмой сон видит после трудовой рабочей недели, шляются только контры и гидры.
Я вышел, открыл калитку. За забором ждала целая делегация: обе Свечкины (старшая и младшая), бабушка Дуня (мать отца), Лобаниха, Лобан и лобанята (Вовка и Верка).
– Веди, – строго сказала мне бабушка.
– Коль, мы тут подождем, – Лобаниха придержала Лобана за рукав, не рискуя попасть нашей матери под горячую руку, когда та узнает про вчерашние выдумки.
– Витя, за сковородой идут! – увидев из кухонного окна делегацию, мать заметалась, как испуганный заяц-русак, не зная, куда деть горячую сковородку.
– Кто идет? – отец вышел, красуясь в сапогах.
– Бабка Дуня со Свечкиными приехали!
– Твою мать! Как же узнали? – он упал на табурет, срывая сапоги. – Теперь может произойти катастрофа или катаклизм! Ты чего носишься, как голый в бане?
– Сковородку куда прятать?
– Кинь в кладовку на полку.
– Не загорится?
– Нет! – швырнул сапоги под кресло.
Мать выскочила на веранду и швырнула сковородку в чулан. На веранду вошли гости.
– Здравствуйте, Евдокия Никифоровна, – залебезила мать, – здравствуй, Нина, Лариса, здравствуй. Не ждали вас.
– Оно и видно, что не ждали, – сурово ответила бабушка. – Витька где?
– Завтракает.
– А Пашка?
– Влад, где Пашка? – мать уставилась на меня.
– Ну… это… был тут…
– Не мямли! Где брат?
– В саду, вроде.
– Позови!
– Валь, не надо, – остановила бабушка, – мы сами сходим и посмотрим.
– Сами, сами, – закивали Свечкины.
– Идите, – чувствовалось, что мать с трудом сдерживается, чтобы не добавить «падлы». – Влад, проводи дорогих гостий.