Японской военной миссии в Маньчжурии очень скоро понадобились славянского вида диверсанты для засылки на советскую территорию. Но добровольцев явно не хватало, поэтому жандармы ловили молодых людей на улицах и убеждали не совсем гуманными методами. Тян любил вливать в глотку потенциальным рекрутам воду с керосином – задача была, не изувечить их, а сломить волю к сопротивлению. Совсем уж упрямых отправляли в качестве «брёвен» в «Отряд 731», но это уже была дорога в один конец. Тян Ган Дон не раз подумывал о том, чтобы перейти в тюрьму Отряда надзирателем, так как платили там хорошо (проект курировал лично император Хирохито и недостатка в средствах не было), но помнил пренебрежительное отношение японцев к корейцам и опасался сам попасть в разряд «брёвен». Постоянное пребывание в поле человеческих мук и страданий требовало снятия напряжения, которое алкоголь уже не давал. Тян пристрастился к опиуму, и это сдружило его с владельцем опиумного салона и борделя Ли Сифу. Впрочем, «дружба» была взаимовыгодной: Счастливчик Ли поставлял ему девочек и наркотик, а Тян «крышевал» его под видом японской жандармерии. Потом это сыграло с Ли злую шутку – он уехал в Нанкин, будучи уверенным, что находится у японцев на хорошем счету (завсегдатаями его заведения были и жандармские чины в Маньчжоу-го). Однако для японских регулярных частей, устроивших Нанкинскую резню, он был никем. В угаре безнаказанности они отрубили ему голову самурайским мечом, играли ею в футбол, а потом водрузили на кол вместе с головами других китайцев, привязанными за косы. Этот кошмарный снимок попал в газеты и ужаснул Мастера. Видел его и Тян Ган Дон, который подался в бега. Когда советская армия стремительно заняла Маньчжурию, Тян поспешил вернуться в Корею, чтобы затеряться в общей неразберихе и попытаться начать жизнь с чистого листа. К тому же при паническом отступлении японцев он кое-что прихватил из разбитых сейфов, так что на первое время средства обосноваться у него были…

Но не деньги сыграли в судьбе Тяна решающую роль. В 1940 году в плен к японцам попала первая жена командира 6-й партизанской дивизии корейцев Ким Ир Сена по имени Ким Хё Сун, воевавшая в его отряде, и по распоряжению жандармского начальства она должна была быть ими казнена. Но Тян Ган Дон проявил к соотечественнице несвойственное ему обычно сострадание (а, может, польстился на обещание щедрого выкупа, который в будущем даст её муж) и помог ей бежать, доложив японцам об исполнении приказа. Как бы то ни было, оказавшись после 1945 года в окрестностях Пхеньяна, он сразу же направился к помощнику пхеньянского коменданта Советской Армии Ким Ир Сену, хоть тот и был уже женат на другой женщине. Ким вернулся в Корею в звании капитана РККА, награждённого Орденом Красного Знамени как «активный участник партизанского движения в Маньчжурии по борьбе с японскими оккупантами с 1931 по 1940 года». 14 октября 1945 года на пхеньянском стадионе состоялся митинг в честь Армии-освободительницы, на котором выступил командующий 25-й армией генерал-полковник Чистяков, представивший собравшимся Ким Ир Сена как «национального героя» и «знаменитого партизанского вождя». После этого Ким Ир Сен произнёс речь в честь Красной Армии. Так началось его восхождение к вершинам власти. Тяна он оценил с первого взгляда, как жестокого и на всё готового карателя. А поскольку уже тогда он вынашивал планы войны с Югом, такой человек ему оказался очень нужен. Он дал Тян Ган Дону место в комендатуре и принял в Трудовую партию Кореи со своей личной рекомендацией.