- Едет! - воскликнул Максим, радостно подпрыгнув.

Юдин откинулся спиной на сидушку кресла за его спиной и, закинув руки на свои согнутые колени, задумчиво посмотрел на сына. Он следил за тем, как Макс быстро переползал за поездом по мере движения состава. И впервые я во взгляде Святослава Михайловича видела не пренебрежение к ребенку и не отвращение. Он как будто был искренне заинтересован тем, что делал Максим.

- Можно увеличить скорость, - произнес он.

- А? - Макс поднял голову и посмотрел на своего отца. Я чуть не задохнулась от того, что в очередной раз увидела их поразительное сходство.

- Можно сделать так, чтобы поезд ехал быстрее.

- Он влежется куда-то, - с недоверием покачал сын головой.

- Во-первых, не врежется, - произнес Юдин, меняя позу. - Во-вторых, прелесть игрушечного поезда в том, что даже если он развалится, никто не пострадает. К тому же, его всегда можно заменить.

Максим внимательно всматривался в глаза отца, а потом на его маленьком лице расплылась практически дьявольская улыбка.

- И его мозно лазбить?

- Что сделать? - не понял Святослав Михайлович.

- Ну, молотком, - кивнул сын с горящими глазами.

- А, разбить, - усмехнулся Юдин. - Можно, наверное.

- Идем, - Макс вскочил на ноги.

Тут я уже решила вмешаться. Я побоялась, что если сейчас Юдин позволит сыну раскрошить поезд, то и остальные игрушки постигнет та же участь.

- Макс, нельзя разбивать игрушки.

- А… он, - ткнул пальцем в Юдина, не зная, как его назвать. Почему-то я почувствовала себя неловко из-за этого. - Сказал, что мозно.

- Можно, - поправила его. Максим нормально выговаривает букву “ж”, только “з” ему проще.

- Мож-ж-жно, - повторил сын, наворачивая круги вокруг поднявшегося Святослава Михайловича.

- Одну игрушку можно, - кивнул Юдин.

- После одной будет вторая, а за ней и третья. Он не будет беречь игрушки, и в конце-концов сломает все.

- Ему не нужно их беречь. У него их будет столько, что он не будет успевать ими играть.

- Не нужно так баловать, - попросила я. - Иначе он и правда не будет ценить то, что у него есть.

- Это мне решать, - отрезал Юдин, тремя словами стерев все приятные впечатления от того, что провел время с сыном.

Развернувшись, он молча вышел из комнаты.

- Так мож-ж-жно? - Макс дернул меня за штанину.

- Сынок, давай обсудим это завтра. А сейчас давай соберем конструктор в коробку. Пора пить молоко и укладываться.

Следующим утром я наблюдала, как Альбина крутится за завтраком перед Святославом Михайловичем, так и норовя задеть его то бедром, то коснуться его плеча своей грудью. Как же меня раздражает ее вызывающее поведение! Но кто я такая, чтобы указывать ей на ее место?

Но, наверное, больше всего бесит то, что больше Юдин не зовет меня в свою спальню.

Я странная, да. Сначала меня раздражало его потребительское отношение к моему телу. А теперь, когда Альбина перешла в активную фазу, пытаясь привлечь к себе внимание хозяина дома, меня бесит то, что он перестал смотреть на меня так, как раньше. С вожделением и похотью. Сейчас же я для него, словно мебель. И, похоже, я правда превратилась в няню собственного сына. Часть персонала, обслуживающего хозяина дома. Или даже часть интерьера, которую обычно не замечают, пока она не пропадет из поля зрения.

Но радует то, что все чаще Юдина нет дома, и у Альбины не так много возможностей соблазнить его. Потому что если я увижу, как она утром или ночью выходит полуголая из его спальни, то, наверное, сойду с ума.

С того вечера, когда Юдин впервые проводил время с сыном, что-то изменилось. Он стал периодически заглядывать к Максу. И да, они таки разбили тот поезд. Разобрали его до винтика, добравшись до внутренностей и покромсав провода игрушечными кусачками. Потом они долго обсуждали, какая деталь для чего служит. А после этого отец принес Максиму новый, точно такой же поезд. Восторгу сына не было предела.