– Да, имеется, – мол, а что тут такого, подтвердил мой наставник.

– Фургон или бортовик? – поинтересовался я.

– Нет, легковая, – ответил отец Гавриил. – Это служебный автомобиль нашего настоятеля.

Наружу стали высовываться любопытные лица. Новые обитатели здесь появлялись не часто, и поэтому вполне естественным было то, что всем вдруг захотелось на меня взглянуть.

В глубине продовольственного склада метал «гром и молнии» отец Митрофаний. Объектом его недовольства был какой-то лохматый цыган. Звали этого цыгана Шандор.

Как я узнал чуть позднее, именно его как раз и застукали накануне с сигаретой в туалете.

Дальнейшее моё ознакомление с монастырём происходило уже в сопровождении монастырских собак. Полина и Борька, видимо, перестали воспринимать меня чужаком и, наряду с отцом Гавриилом, также стали моими экскурсоводами.

Если производственно-хозяйственный корпус был в монастыре самым большим, то следующее здание, куда привёл меня мой наставник, являлось, напротив, здесь самым маленьким.

Впрочем, это «здание» даже и зданием-то не назовёшь!

– А вот это наша фармацевтическая лаборатория, – протянул руку отец Гавриил и указал мне на стоявший в углу ограды сарайчик. – Здесь у нас изготавливаются целебные настойки и сборы. Но посторонним сюда вход категорически запрещён.

– А кто здесь считается посторонним? – осведомился я.

– Все, кроме нашего травника отца Ксенофонта и его помощника брата Паисия.

– Даже вы? – изобразил удивление я.

– Даже я, – кивнул отец Гавриил.

– И даже настоятель монастыря?

– Да, и даже отец Ираклий.

Собаки, словно в подтверждение сказанному, разродились недовольным лаем.

Я вгляделся в приоткрытую дверь «лаборатории» и заметил там невзрачного, седого монаха и его рыжеволосого молодого напарника. Они процеживали какой-то раствор.

Из сарайчика повеяло каким-то терпким и горько-кислым запахом. Я невольно поморщился. Запах был неприятный.

– Наши травяные настойки и сборы обладают уникальными целебными свойствами, – заявил не без гордости отец Гавриил. – К нам приезжают за ними даже из других областей. Мы даже стали их уже возить за границу!

– За границу? – вскинул брови я.

– Да, мы возим наши настойки в Финляндию. Благо граница отсюда совсем недалеко.

И тут меня как будто бы передёрнуло. Я вспомнил слова Семёна о выявленной Радиком контрабанде.

Значит, посторонним сюда вход запрещён! А не таится ли причина исчезновения Радика здесь?

Я засунул свои скрючившиеся пальцы в карманы, чтобы они не выдавали моего волнения: а не сосредоточена ли вся эта контрабанда в этой, вот, «фармацевтической лаборатории»?

Я отвернулся и сделал вид, что рассматриваю возвышавшуюся в стороне колокольню. Я обоснованно опасался, что мои мысли спроецируются на выражение моего лица.

Обогнув вдоль ограды всю территорию монастыря, – мне показали ещё монастырскую лавку, завели в часовню, провели вдоль заснеженного огорода и небольшого монастырского кладбища, – мы снова вышли к паломническому корпусу, сопровождаемые звонким лаем словно бы обрадовавшихся чему-то собак.

У входа в корпус стояли отец Ираклий и отец Киприан. Они негромко переговаривались между собой.

По моей спине пробежал настораживающий холодок. Мне показалось, что они как-то подозрительно на меня посмотрели…

Вернувшись в свою келью, я скинул ботинки, повесил на стул свою куртку и, не снимая ни свитера, ни брюк, улёгся на отведённую мне кровать.

Скоро всё равно идти на обед. Обед здесь начинался в четырнадцать часов. Стрелки показывали уже начало второго. Какой тогда был смысл переодеваться?

«Ну, и какие у нас итоги?» – закрыв глаза, спросил себя я.