4. Глава 4

Глухое тиканье разносилось по комнате, снятой в одной из гостиниц прибрежного горола. Это летом такое жилье не по карману среднестатистическому человеку, а в зиму, когда на курортах не сезон, цены ниже, чем на квартиры в два раза.

В воздухе витал запах хлорки – Агата совсем недавно навела порядок в крохотной ванной комнате, вычищая все до стерильного скрипа.

За окном собрались звезды, высоко в небе светила желтая луна – время близилось к полуночи. За дверью слышны тихие соседей, вышедших на перекур, и скрип открываемой двери –соседка вернулся с работы.

Агата прислушивалась к внешним звукам, отсчитывала тиканье секундной стрелки, пытаясь не думать ни о чем. Но непрошенные мысли лезли в голову надоедливыми противными тараканами.

Когда лежать стало невыносимо, Агата спустила ноги на пол, покрытый ковром. По позвоночнику прошлась дрожь. Девушка сжалась от холода – теперь она постоянно мерзла.

Но воспоминания не ушли даже когда она обвела взглядом едва видную во мраке комнату. Еще какое-то время за хлипкой дверью была слышна возня, а потом все смолкло. Остались только часы, шум прибоя в ушах и ровный стук сердца.

Агата сжала кулак, встала и прошла к плотным занавескам, чтобы закрыть окно. В комнате воцарился абсолютный мрак, а в душу закралось пугающее ощущение чего-то потустороннего. Казалось, что сами тени следили за ней из углов.

Ощущение рассеялось после пары глубоких вдохов и выдохов. Как ни странно в крови не кипит адреналин, сердце не выпрыгивает из груди и в голове не творится каша – на них у Агаты просто не осталось сил.

Вернуться в кровать, натянуть одеяло, повернуться на бок. Потом на другой, пока не будет найдена удобная поза. Теперь спать на животе – любимая, между прочим, поза! – запрещено, может быть вредно для ребенка.

Пара минут, и в голову вновь лезли воспоминания. Танков, пыхтящий в ухо и что-то шипящий. Угрожающий, злой, одержимый какой-то только ему ведомой идеей-фикс. Он то унижал, то велел больше не уходить. Танков в ту ночь был пьян, как и Агата, но куда лучше себя контролировал – и все равно раздел ее, ту, что ненавидел и унижал все совместные школьные годы. Называл оборванкой, потаскухой, сжимал на затылке волосы до боли, а следом припадал с поцелуями-укусами, от которых на губах остались ранки.

Агата вспомнила, как уезжала из города, в котором обжилась после выпуска. Она тогда почти все связи разорвала. Остался только Коля, последовавший за ней, и Света, поехавшая учиться на медика. И она, конечно же, даже подумать не могла, что спустя шесть лет будет вынуждена вновь рвать связи с немногочисленными людьми, оставшимися с ней несмотря на ее низкий социальный статус.

Она следовала своему собственному плану, продуманному настолько, что даже вспоминать не нужно – каждое звено въелось в голову, в движения, в последовательность.

Для нее все происходило как в кино, где она смотрела глазами главной героини: вот вывозит чемодан из подъезда, оглядываясь, вот садится в такси, пряча голову, когда во двор въехала крупная черная машина, вот спешит по пустому залу ожидания, торопясь на рейс

Вот взлетает по ступеням вверх и занимает свое место прямо у окна и всю дорогу пялится в окно. Как она пересаживалась на другой рейс, как искала гостиницу в частном секторе, как знакомилась с хозяевами и новым жильем – все слилось в одну кашу.

На пути к свободе ей никто не встретился, одержимый и пугающий до дрожи в коленях Танков не настигли ее. Все прошло прекрасно, но, как это обычно бывает, на новом месте образовались пустяковые трудности в лице бессонницы и необходимости искать работу. Она в положении и это усложняло абсолютно все.