Наконец грохот разрывов утих – и спустя несколько минут сменился ревом танковых двигателей. Из-под прикрытия деревьев выползали танки. Ярослав критически окинул взглядом цепь бронированных машин и присвистнул… Да, здесь был не самый важный участок фронта, и потому среди грохочущих монстров не было видно ни «Тигров», ни «Пантер». Но недостаток качества был вполне компенсирован количеством – здесь были и совсем устаревшие Pz-III, и чуть более новые, но все равно недостаточно хорошие Pz-IV. Зато их было много. За ними виднелись серые цепи пехоты.
Гулко ударило орудие на левом фланге.
– Отставить! – заорал Ярослав, надеясь, что сквозь треск автоматных очередей, гул моторов и свист пуль его голос долетит до артиллеристов. – Подпустить ближе!
Он выругался про себя – сержанту Иванникову, командиру левофлангового расчета, как, собственно, и остальным, был дан строгий приказ – бить только наверняка. В упор. В распоряжении Владимирова было всего три орудия, и демаскировать их раньше времени было совершеннейшей глупостью.
Снаряд, выпущенный Иванниковым, взметнул фонтан земли и пламени буквально в паре метров перед немецким танком. В ответ заговорило 75-миллиметровое орудие Pz-IV, к нему тут же присоединились два других. Позиция сержанта скрылась в дыму и пламени.
– Идиот, – прошептал Ярослав.
Танки ползли вперед, неспешно, чтобы не слишком оторваться от пехоты. Уже давно ни один уважающий себя немецкий танкист не желал оказаться один на один с этими сумасшедшими русскими, которые готовы бросаться под гусеницы, лишь бы нанести урон победоносному вермахту. А то начинают забрасывать танки бутылками с бензином… Славяне огрызались короткими очередями, гулко грохотал из-под обломков дома, превращенного во что-то вроде ДОТа, уцелевший MG, с другого фланга стрекотал дегтярь, прицельно били винтовки. Автоматчики, подчиняясь приказу, пока себя не обнаруживали, с такого расстояния стрелять из ППШ – только зря расходовать патроны.
И внезапно Ярослав ощутил, как по спине прошла волна холода. Он уже стоял вот так, на холме… рядом один за другим гибли товарищи, а к ним, грохоча и завывая, плюясь огнем, приближались враги – страшный сплав плоти и стали. Пальцы сами собой сомкнулись, принимая боевое положение, и Ярославу пришлось приложить некоторое усилие, чтобы сдержать рефлекс и не метнуть в противника всеразрушающую боевую звезду.
– Артиллерия! Товсь! Пли!
Два уцелевших орудия дали слитный залп. Ярослав довольно улыбнулся – парни свое дело знают. Один из снарядов взорвался среди пехоты, не нанеся существенного ущерба, зато второй ударил прямо под башню танку. Танк встал, спустя несколько мгновений открылась крышка люка, и оттуда, в клубах дыма, появилась голова. Почти тут же она дернулась и поникла.
– Готов!!! – раздался вопль.
Ярослав присмотрелся – это вопил, высунувшись из окопа и потрясая винтовкой, охотник Бояринов.
Увы… весьма вероятно, он и в самом деле был хорошим охотником. Только вот звери не имеют привычки стрелять в ответ. Тело Бояринова дернулось и бессильно сползло на дно окопа, из пробитого пулей горла толчками выплескивалась кровь.
Теперь орудия стреляли вразнобой – с той скоростью, с которой заряжающие успевали забрасывать снаряды в казенник. Заговорила и сорокапятка Иванникова – видать, кто-то из расчета уцелел. Большая часть взрывов прореживала пехоту, но на поле перед холмом уже чадили четыре немецких танка.
Взрывной волной Матвейчука отшвырнуло от бревна, за которым он прятался. У горе-солдата не было даже винтовки – она так и осталась стоять, прислоненная к чудом уцелевшему дереву… Повар поднялся, пошатываясь, из носа и ушей бежали струйки крови, глаза невидяще уставились в одну точку. Потом взгляд его прояснился – он увидел, что его драгоценная кухня стоит на открытой местности, прекрасно видимая противнику. Быть может, в этот момент в голове у кашевара что-то сдвинулось, и он решил, что весь этот ужас, эти танки, эти порядком поредевшие, но все еще продвигающиеся вперед ряды серых солдат нацелены лишь на одно – на его замечательный котел, на увесистую флягу со спиртом, привязанную к станине кухни куском проволоки. Матвейчук рванулся к кухне – откатить в сторону, спрятать… Крупный осколок пронзил его тело навылет.