Сатурн, управляющий гороскопом мистера Годфри (считать звезды по датам оказалось не сложнее, чем считать звезды для навигации кораблей), был самым несчастным и далеким от мира обычных людей. Сатурн сеял препятствия и помехи в любых вопросах, находящихся в его власти, Сатурн подавлял, Сатурн был темен и холоден, ибо до эпохи современной астрономии именно он стоял дальше всех от солнца. Сатурн и был меланхолией. Люди «меланхолической комплекции», сатурнианцы, описывались как смуглые либо черноволосые. И на своей гравюре Дюрер изобразил меланхолика в характерной позе, выражающей печаль (фигура поддерживает свою задумчивую голову рукой), тогда как свернувшаяся гончая у ног меланхолика символизировала обуздание своих чувств, запрет на выражение страсти. Что же касалось «даров» Сатурна, то ими были умения считать и измерять, исчислять и делать расчеты. Атрибуты подобного были видны и на гравюре – фигура держит инструменты для измерения и подсчета, при ней также есть кошель с деньгами (сам Дюрер объяснял предметы на своей гравюре: «Ключ означает силу, кошель – богатство», но эти сила и богатство в сатурнианской философии происходили от таких добродетелей, как скромность и постоянство). Морской пейзаж на гравюре тоже подходил для Сатурна и его меланхолии – ведь по мнению классических и арабских астрологов, древний бог Сатурн, бежавший в Лаций по морю, считался также владыкой моря и покровительствовал тем, кто живет у воды либо занимается ремеслами, связанными с морем. Вполне очевидно, что Джон Годфри, одинокий человек с черными волосами, живущий на побережье Уитби, сочетавший в своей жизни обязанности морского штурмана и бухгалтера, находил в себе много общего с подобной концепцией.

И, что интереснее, согласно все тому же ренессансному мистицизму, именно Сатурн мог даровать человеку познать божественное, прикоснуться к истинной магии. «Печать Сатурна», меланхолию, воспевали как признак гениальности. Религиозные пророки, великие поэты и мыслители – все были меланхоликами. Все были сатурнианцами. Темное лицо «божественнейшей меланхолии» Мильтона усмиряло чувства, скрывало свой святой лик и существовало за счет «скудной диеты». И, конечно же, доктор Ди (чья фамилия на валлийском языке означала «черный», «темный»), аскетичный математик-вычислитель, без сомнения, считался классическим вдохновенным меланхоликом.

Потому-то именно «Меланхолия» Дюрера, вдохновленная Сатурном и вдохновлявшая доктора Ди и многих его ученых-современников, не могла спустя триста лет не вдохновить и мистера Годфри, пусть и лишь в угловой комнате дома на берегу Северного моря, где кроме коллекции окаменелостей и нескольких книжных полок не было больше решительно ничего интересного.

Как мы уже могли заметить, бытовые запросы нашего героя были достаточно скромны. Но даже это не помогало ему снискать больше милосердия в этом доме. Ведь, увы, другая беда заключалась в том, что Джон Годфри не ладил со своим старшим братом.

Уильям, будучи наследником отцовского дела, во всем выглядел как надежный и респектабельный по меркам общественного мнения человек. У него была прекрасная супруга, двое сыновей и дочь, и он вел процветающий бизнес, по праву унаследованный им от родителей. Он принимал участие в собраниях городских ремесленников и торговцев у магистрата, где к его аргументам внимательно прислушивались. Лицо Уильяма часто казалось излишне раскрасневшимся, бакенбарды у него были пышными, тон голоса – резким, а бархатный жилет – всегда немного тесноват в талии.

Джон Годфри же был совсем другим. С гладко выбритым, слегка осунувшимся скуластым лицом, долговязый и сутулый, казалось, он всегда стремился занять как можно меньше места в пространстве. Еще он имел сильную склонность к простудам, не переносил сквозняков и, дабы не рисковать здоровьем лишний раз, несколько лет назад даже бросил курить трубку, хотя очень любил это дело и потратил немало сил на то, чтобы распрощаться с вредной привычкой.