За приятными теми домыслами я не заметил появления моей спутницы. Только когда спинка моего стула вздрогнула от чужого прикосновения, я, отпустив ножку бокала, испуганно вздрогнул и повернулся, отвлекшись от занимавших меня триединых видений.

Прямо перед взором моим оказались ее груди, едва прикрытые белым кружевом, занявшим собой всю верхнюю половину платья, кроме доходивших до локтя рукавов. В тот год мода на подобное обнажение добралась до самых дальних берегов и я видел уже нескольких женщин, осмелившихся появиться в таком виде, неизменно привлекавших внимание мужчин, несмотря на то, что груди их не были столь впечатляющими.

Сдавленные, округлые, прижавшие к ткани расплющившиеся о нее соски, сошедшиеся в горячей, глубокой тени, они касались невозможно тяжелыми для тела Ларманы и я замер от смущенного восторга, а затем вскочил, бормоча извинения, вытягивая цепочку своих часов, поднимая крышку над циферблатом, подозревая в нем припадочный обман.

Золотистые стрелки указывали на раннее прибытие девушки, но я только обрадовался тому и своей предусмотрительности. Если бы она прождала меня хотя бы минуту, это дало бы ей возможность упрекать меня, что легко было превратить в любые властные требования.

Узкие поля ее очаровательной маленькой шляпки, расшитые, как и рукава платья, золотистыми остроклювыми птицами, прокололо множество крошечных золотых цветочков, узкий стоячий ворот платья сжимал горло в страстном удушении и посреди него сверкало улыбчивое солнце с восемью острыми лепестками.

Посмеиваясь, она подняла руку, с умелым изяществом изогнув запястье, и я прикоснулся к ним губами, случайно коснувшись верхней придавившего ее указательный палец овального черного камня, синими прожилками напомнившего мне образы туманностей, увиденные некогда в университетском телескопе. Оцарапав мою ладонь острыми черными ногтями, она взглянула вокруг с беспокойной тоской, глаза ее часто моргнули, вынуждая фиолетовые тени к переливчатому радужному блеску и я снова поразился бесчестной, намекающий на неведомый обман длине ее ресниц.

Отказавшись от предложения напитка, она осведомилась у меня, успел ли я заказать лодку и, увидев появившуюся в моих руках табличку, усмехнулась так, словно я предложил ей ложу в театре, плохо позволяющую разглядеть сцену, но надежно скрывающую происходящее в ней от прочих зрителей. У меня возникло подозрение в ее знакомстве с тем лодочником, но было легко предположить многократные ее визиты на эту лодочную станцию, как и на любую другую, вместе с мужем в поисках радости посреди ароматного душного леса вдали от города, в возбуждающем ощущении потерявшегося освобождения. Выхватив из моих рук табличку, она ободряюще улыбнулась мне, словно командир новобранцу за мгновение до того, как послать его в самоубийственную атаку, кивнула головой и направилась ко входу в здание. Следуя за ней, я наблюдал за движением белых волн длинного ее платья, с нежной легкостью прижимавшегося к бедрам. Казавшиеся еще более светлыми в солнечном мареве волосы, сходившиеся изогнутым острием между лопаток, переливались золотистой волной, а срывавшийся с них сладковатый аромат напомнил мне о сезоне урожая из моего яблочного детства.

Решительно пройдя сквозь темное пространство, разделенное на занявший правую половину здания, отделенный стеклянными дверями ресторан и служебные помещения, где суетились мужчине в напоминавшей морскую синей форме и служащие в грязных комбинезонах, она выскочила на деревянный пирс, вбивая в него золотистые высокие каблучки, протянула вскинувшему пальцы в белой перчатке к слюдяному козырьку служащему табличку, выслушала его указания, проследила за взмахом руки и, кивнув в благодарность, направилась в правую сторону, мимо пустых причалов, сопровождаемая полными похотливого любопытства взглядами лодочников, ожидающих своих клиентов, сидящих на скамейках поверх моторных коробов, покачивающихся сообразно волнам, сплевывающим густую слюну в мутную зеленоватую воду, оставлявшую пенистые следы на белых и голубых потертых бортах.