То же самое касается и объяснений военных зверств, в которых делается акцент на презрении к чужой культуре, предрассудках или расизме, направленных против недружественного населения. Подобные настроения широко распространены, а в условиях поляризации, возникающих во время военных действий, они интенсифицируются – однако массовые убийства совершаются лишь при особых сценариях. Такие авторы, как Айрис Чанг [Chang 1997] и Омер Бартов [Bartov 1991], связывают зверства в основном с идеологией тех, кто их совершает. Однако наступательная паника возникает в самых разных ситуациях, во многих из которых отсутствует какая-либо устойчивая идеология, а сама по себе идеология без ситуационных условий не провоцирует наступательной паники. При этом динамика наступательной паники может сочетаться с другими причинными механизмами, в рамках которых может происходить расширение масштабов зверств как по времени, так и по разнообразию совершаемого насилия16. Если исключить дополнительные условия, то наступательная паника может быть относительно короткой и иметь ограниченный характер: например, солдаты могут убивать врагов, но не калечить их; женщин могут насиловать, но не убивать после этого; подозреваемого в преступлении могут жестоко избить, но может обойтись и без этого. Данные различия могут показаться не слишком актуальными для публичной эмоциональной реакции на какое-либо конкретное зверство, которая и так достаточно негативна, однако имеют большое значение в части нанесенного ущерба.

Детальный анализ Нанкинской резни позволяет глубже понять еще одну особенность механизма подобных массовых убийств. Численность китайских войск в ходе этого инцидента значительно превосходила японцев, но почему китайцы не дали отпор, как только стало ясно, что начинается бойня? Правда, китайцы в основном были безоружными, однако они могли оказать хотя бы какое-то сопротивление и по меньшей мере умирать в бою, а то и, быть может, взять верх над небольшими группами японцев. В действительности японские солдаты сами быстро прониклись презрением к китайцам за то, что те пассивно шли на смерть, и это отношение к противнику укрепляло ощущение расчеловечивания противника, что облегчало японцам совершение убийств.

Наступательная паника возникает в атмосфере тотального доминирования одной из сторон. Изначально ее появление связано с причинами военного характера: одна из сторон успешно идет вперед в атаку, тогда как другая рассыпается и оказывается неспособной к сопротивлению. Эмоциональный туннель – атмосфера, в которой происходит бойня, – открывается в результате осознания этой ситуации, которое является не столько рациональным и когнитивным, сколько эмоциональным и коллективным в максимально широком смысле. Этот эмоциональный настрой имеет интеракционный характер – его разделяют обе стороны. Доминирование оказывается не только физическим – в еще большей степени это эмоциональный феномен: сторона, одерживающая победу, ощущает воодушевление и заряженность энергией, а проигрывающая сторона – отчаяние, беспомощность, испуг и подавленность. Эти эмоции циркулируют и усиливают друг друга: в паре цепочек обратной связи в пределах каждого воинского подразделения победители «накручивают» друг друга до разрушительного бешенства, а проигравшие деморализуют друг друга; наконец, в третьей цепочке, соединяющей первые две, победители подпитываются деморализацией проигравших, а проигравшие подвергаются дальнейшим эмоциональным ударам со стороны тех, кто владеет инициативой. Так выглядит процесс асимметричного вовлечения: победитель включается в собственный ритм атаки – в том числе и потому, что его действия усиливаются за счет действий проигравших. В насильственных ситуациях с гораздо более низкой интенсивностью этот механизм можно обнаружить в процессах микровзаимодействий в моменты спортивных побед и поражений, а также в доминировании, присутствующем в искусных аспектах взаимодействия в повседневной жизни [Collins 2004: 121–125]. Презрительные выпады и жестокие шутки победителей подкрепляются подобострастным отчаянием и тупой пассивностью их жертв. Наступательная паника одной стороны подпитывается паническим параличом другой. Примерно так ребенок-живодер приходит все в большую ярость от того, как съеживается от страха кошка, которую он мучает.