. То же самое происходит в случае наступательной паники у военных и полицейских: в период нагнетания напряженности присутствуют значительные рациональные расчеты практических действий, которые приводят на грань конфронтации. Но когда случается наступательная паника, это выглядит так, будто ситуация вышла из-под контроля, – слишком уж далеко за пределами зоны нормального поведения находятся ее участники, чьи действия выглядят архетипически иррационально. Однако к распахиванию туннеля ведут именно нормальные действия и нормальные расчеты.

Демонстранты и силы, контролирующие толпу

Наступательная паника также характерна для насилия, которое совершают во время организованных демонстраций как сами их участники, так и полиция или вооруженные силы, призванные их контролировать. На демонстрациях часто собирается большое количество людей, но, когда вспыхивает насилие, в подавляющем большинстве случаев прямого столкновения двух этих групп серьезного ущерба не происходит. Подобно равным по силе армиям, демонстранты и их оппоненты, представляющие государство, обычно вступают в противостояние с ничейным исходом, издеваясь друг над другом (в современных условиях полицейского контроля над толпой эти издевательства поначалу, как правило, исходят только с одной стороны, поскольку представители власти выстраиваются в более статичном, контролируемом бюрократическими методами порядке).

Толпы демонстрантов и силы, контролирующие толпу, очень напоминают армии эпохи боевых порядков типа фаланги, и когда между ними вспыхивают столкновения, они обычно похожи на соревнования по толканию друг друга, характерные для большинства сражений с участием фаланг. Именно поэтому на некоторых фотоснимках обнаруживается насилие в легкой форме, когда во время физического столкновения организованные ряды и демонстрантов, и сил, контролирующих толпу, сохраняют исходный порядок. В таких случаях полицейские берутся за дубинки, чтобы наносить беспорядочные удары по демонстрантам, которые вклиниваются в их шеренгу (либо когда демонстрантов толкают сами полицейские, или даже если демонстранты непреднамеренно натыкаются на полицию). Все это напоминает фалангу в ближнем бою, а ущерб от таких столкновений, как правило, относительно невелик – по тем же самым причинам, из‑за которых фаланги не могут вести слишком серьезный бой, пока их шеренги остаются сплоченными. Например, именно так развиваются события, когда полиции удается успешно оттеснить демонстрантов в замкнутое пространство, что позволяет отрезать им пути отступления в любых направлениях от таких мест, как перекресток или площадь. В результате демонстранты оказываются в давке, по периметру которой полиция может бить дубинками отдельных лиц, пытающихся убежать. В качестве примера можно привести первомайские демонстрации в Лондоне. Большинство демонстрантов на фотоснимках, опубликованных в Daily Mail и лондонской Times от 2 мая 2001 года, выглядят испуганными и подавленными; несколько человек наносят пинки или удары кулаками по полицейским шеренгам, а полицейские бьют демонстрантов дубинками. В прессе действия полиции не квалифицируются как зверства. Избиваемые испытывают боль, а остальные участники событий оказываются в неприятной давке и получают пугающий опыт, однако в глазах журналистов и наблюдателей подобное насилие в толпе выглядит не очень эффектно и обычно не получает широкой огласки. Отчасти это объясняется тем, что наступательная паника не возникает, пока обе группы толпятся по разные стороны – такая ситуация не располагает к продолжительному и эмоциональному атакующему порыву, который имеет столь неприглядный вид.