Машка поневоле пытается улыбнуться. Сквозь слезы.

– Вот и слушай, чего я скажу, – продолжает Крис. – Я верю. Я верю в тебя. И ты верь в меня. Тогда все получится. Когда только в самого себя веришь, это эгоизм. Это не работает. Надо верить… друг в друга. Это если без феминитивов, как Фил просит. Нам надо верить в нас. Понимаешь?

Крис говорит сбивчиво, но горячо. Конечно, она не врет. Конечно, она верит.

Надо верить друг в друга. В русском языке это звучит четко. Дружба творит чудеса. Дружба меняет судьбу. Дружба делает тебя счастливым. Даже вернее, чем любовь. Даже надежнее. Крис это точно знает.

– А как же твой ангел? – Маша приспускает масочку на подбородок. Когда она промокает насквозь от слез, это неприятно.

– Он не ревнует, Маш. Он добрый.

– Правда?

Крис не успевает ответить. «Вжик!» – говорит телефон у нее в кармане, и она смотрит на экран.

– Странно, – говорит она. – Упало пять косарей от… какого-то Алексея… и еще написано… Серега, угадай, что там написано? Ты будешь смеяться. «На ремонт гармошки».

Сергей уже погрузил в машину футляр с раненым аккордеоном. Он не смеется. Он даже как будто не удивляется.

– По минимуму, но на заплатку хватит, – говорит он.

Зато Маша смотрит на Крис круглыми глазами:

– Ты это имела в виду? Это… должно было случиться?

Крис задумчиво потирает нос.

– Так-то знаки судьбы не выбирают, – говорит она. – Но если это не знак, то я тогда всю жизнь играю «Валенки».

Дверцы захлопываются, и такси срывается с места. Над Каменным островом горит алый закат. Перелететь через пару мостов – и они дома.

Вчетвером они поднимаются по широкой лестнице. Макс тащит комбик и микрофонные стойки. Серега несет свой инструмент в тяжелом кофре и пару тяжеленных аккумуляторов. Но он не жалуется. Он с любопытством смотрит вокруг. На высокие окна и на лестничные площадки, выложенные метлахской плиткой, белой с синими ромбиками.

Сегодня дома у Крис одна только мама. Она встречает побитую банду в прихожей.

– Ну-ну, – только и говорит она. – И зачем вы приволокли свое хозяйство? Будете концерт дома устраивать?

– Нет, мам, – уверяет Крис. – Мы посидим тихо.

– Вчетвером? Тихо? Тайные оргии тоже запрещаются, имейте в виду. Я только что с суток. Хочу отдохнуть.

Ее мама – хороший врач, невролог. Она давно стала бы завотделением в своей больнице, но… у взрослых свои звезды. И далеко не всегда они складываются на небе в нужные фигуры.

«Может, детям повезет больше», – иногда думает мама Крис.

– Если обещаете вести себя прилично, можете заглянуть в холодильник, – говорит она. – Шампанского не обещаю, но пельмени там найдутся.

– Спасибо, – говорит дочка. – Кстати, познакомься. Это Маша Талашева. Я тебе про нее рассказывала… А это наш друг Сергей Некрасов.

– Некрасов? Как это жестоко. Должен быть Есенин.

Белокурый красавчик Серега часто слышит от взрослых эту шутку. Школота ее не понимает, к сожалению. Сергей не похож на поэта Некрасова, у него даже борода еще не растет. И стихов он не пишет. Кажется.

– Нас в роддоме перепутали, – отвечает он.

– Приходите ко мне в клинику. Я вас обратно распутаю. Это аккордеон у вас? Немецкий? Великолепный инструмент.

Сергей улыбается. Он сразу все прощает этой врачихе. На беду, у него опять развязывается язык.

– Аккордеон очень хороший, да, – рассказывает он. – Мне на него полгода копить пришлось. Я курьером работал, на самокате, все прошлое лето… Я бы и зиму работал, но зимой холодно…

– У него язычки замерзают, – хихикает Крис.

Но ее мама говорит серьезно:

– Вы с этим осторожнее. С самокатами вашими. Одно хорошее ДТП – и карьера закончена…