Мэтт встал на ноги и понизил голос:

– Неужели тебе и правда хочется, чтобы слухи докатились до детского садика?

И Вайолет живо представила: вот мамочки из «Тенистых Дубов» ходят вокруг нее хороводом, словно индюшки вокруг мертвого тела[48].

– Папочка прав, маленькие мои. Пусть это будет нашей семейной тайной. Помните, как мы с вами ходили в библиотеку и там тетя рассказывала про медвежью семью – все готовят вечеринку-сюрприз для папы-медведя? Так вот, чтобы сюрприз удался, ротик нужно держать на замочке. – Вайолет жестом застегнула воображаемую молнию собственного рта.

Эли захихикал, но Уотт по-прежнему глядел недоверчиво.

– Мы ведь не хотим, чтобы Джоне было некомфортно? Поэтому давайте помалкивать. У Джоны сейчас насыщенный период в жизни.

К Венди Вайолет поехала одна. Везя Джону в Эванстон, кивала по сторонам: «Чтобы собрать средства на строительство вот этой бесплатной библиотеки, мы устроили ярмарку»; «А это Уоттов садик»… Вайолет перечисляла ориентиры, не давая себе осмыслить масштабов однообразия, каких в последние годы достигла ее жизнь. Отрезвил ее взгляд в сторону Джоны, явная скука на его лице. А вот как бы Джона провел для нее экскурсию по району своего детства? Да, наверно, примерно так: «Вот в этом сквере я белок терроризировал», «Вот эту забегаловку поджечь хотел – то-то бы народ из нее повыскакивал, прикольно же». Остаток пути они ехали в молчании.

Когда Вайолет свернула на подъездную дорожку, он присвистнул:

– Очуметь!

Вайолет напряглась.

Он хмыкнул, пояснил:

– В смысле, красиво. Дом красивый, и вообще.

Раньше Вайолет об этом не задумывалось, теперь как ударило: человек, которому она дала жизнь, угла собственного не имел – она же все эти годы провела в особняке (площадь – шесть тысяч квадратных футов претенциозности, тюдоровский стиль, зеркальная гладь озера). Но нельзя ведь вменить ей в вину степень диспропорции!

– Когда мы его купили, он был сущей развалюхой, – запальчиво ответила Вайолет. Потом она неуклюже представила Джону сыновьям и мужу: – Это… это мой… как бы… в общем, Джона.

– Вобщем-Джона. – Мэтт, не отличавшийся чувством юмора, на сей раз сумел сострить.

Он подал Джоне руку, а Вайолет вдруг подумала: что он видит, узнаёт ли в Джонином лице ее черты? А может, вообразил Ваойлет с другим мужчиной или вынашивающей дитя другого мужчины, принадлежавшей другому до него, до Мэтта?

– Очень рад познакомиться, – сказал Мэтт.

Прозвучало дружелюбно, и Вайолет с благодарностью коснулась его спины.

Джона шагнул к мальчикам, неловко помахал каждому в отдельности. Эли спрятался за Вайолет, с опаской глядел, просунув мордашку меж материнских коленей.

– Не бойся, – с видом заговорщика произнес Уотт. – Мы про тебя никому не расскажем.

Джона покосился на Вайолет, и она поняла: ухмылка – только прикрытие, на самом деле мальчик уязвлен.

– Спасибо, малыш, – бросил он Уотту.

Оказалось, у Джоны талант общаться с детьми. Никакого сюсюканья, разговор как с равными. Дети от этого в восторге, по крайней мере сыновья Вайолет. Сразу бросились показывать Джоне своих многочисленных человечков лего. А Мэтт увлек Вайолет на кухню:

– Я вовсе не имел в виду, что мальчики с нашей подачи должны лгать про Джону. Я просто не хочу, чтобы они о нем трезвонили. Мы ведь еще и сами не уверены, что…

Вайолет протянула Мэтту свой бокал с вином:

– Я все понимаю. Ты прав.

– И тем не менее ты употребила слово «брат», в то время как мы даже не обсуждали…

– Господи, у меня ведь нет инструкции! Как иначе я могла объяснить его появление? Типа мама с папой взяли и ни с того ни с сего завели дружбу со старшеклассником?