– Я… я согласен. Сделка так сделка.

Дэвид протянул ей руку. На рукопожатие – эту малость – он решился с трудом. Настанет время – Мэрилин будет млеть от его застенчивости, а пока что не млеет. Ничего особенного не случилось, когда она взяла его руку, – не раздался киношный треск статического электричества и Мэрилин не пронзило всю, от макушки до пят, пресловутой молнией. Она ощутила лишь приятное живое тепло, нежное пожатие сильных пальцев. Да еще пульс тонкой ниточкой задрожал в Дэвидовом запястье, под неожиданно тонкой кожей. Да еще ладонь Мэрилин удивительно подошла к его ладони – словно кто по мерке вытачивал.

Биологическая мать оказалась разом и красивее, и противнее, чем он ожидал. Волосы темные, глаза огромные. В минус биологической матери шли нездоровая бледность, чуть ли не серость лица и манера поджимать губы. Манеру эту Джона знал и очень не любил – точно так же поджимала губы миссис ДельБанко, математичка, твердя, что он, Джона, недостаточно прилежен. Насчет матери: она и в кухню их не вписывалась. Приглушенно-синий пуловер ну никак не сочетался с густо-красным цветом стены над плитой. Не зря Ханна утверждает, что у Джоны впечатляющая способность подмечать каждую мелочь.

– Джона – настоящий художник, – сказала Ханна, словно прочитав его мысли.

«Вайолет Соренсон-Лоуэлл». Имя и то не материнское. Джона думал, ее будут звать как-нибудь… потеплее. Лиза или там Черил. Раз вечером, пока Ханна готовила ужин, Джона листал школьный справочник. Имя ученика, за ним имена родителей: Том и Бет Костнер, Курт и Каролина Ньюберг. Дальше – адрес, номер дома на улице, носящей название одного из штатов Среднего Запада; это для небогатых семей. В престижных районах улицы – Дубовые, Кедровые, Акациевые… Потом телефонные номера, три штуки – домашний, рабочий, сотовый. Сам Джона – Джона Бендт, – конечно, тоже фигурировал в школьном справочнике, но его родители, Ханна и Терренс, значились под другой фамилией, и телефонный номер у них был только один. Патронатные отец и мать оба работали дома и пользовались одним айфоном («На модные технические новинки не ведусь», – неоднократно говорила Ханна). Теперь Джона таращился на руки Вайолет, которые пребывали в движении – правая нервно поддергивала кольца на левой, обручальное и помолвочное, оба с бриллиантами. Ханна – та носит простое колечко, тоненький золотой ободок без камней. Все из-за того, что бриллианты – они кровью омыты[14]. Интересно, а Вайолет в курсе насчет крови? Наверняка никто ее не просветил, вон у нее и на шее бриллиантовое колье – так и сверкает.

– Да вот Джона сам сейчас расскажет, – произнесла Ханна.

Джона вздрогнул, поднял глаза. Ханна в кухне вполне уместна. Коричневый свитер, копна волос, которые подколоты, подхвачены кое-как; отлично вписалась. Улыбается ему. Даром что скоро в Южную Америку уедет. Насовсем.

– О чем рассказать? – не понял Джона. Взглянул на Вайолет.

– О твоих… В смысле, Ханна говорит, ты посещаешь занятия по гончарному мастерству.

– А, ну да. Там круто.

– Почему круто? В чем суть? – Ханна под столом наступила Джоне на ногу. – Недавно в школе проходила выставка «Терра Фиеста». Вот и расскажи Вайолет.

– «Терра Фиеста»? – Джона замолчал, тряхнул волосами – пряди упали на глаза. – Ну, это… Это типа ярмарки. Кто чего смастерил – приносит в школу. Можно прийти, посмотреть и купить, если захочется.

– Нет, Джона, ты объясни, по какому принципу выбирают работы для экспозиции, – не отставала Ханна.

– Голосуют.

Ханна повернулась к Вайолет:

– Вся школа участвует в голосовании. Вообразите, Вайолет, – все три тысячи восемьсот человек. Затем работы, набравшие большинство голосов, выставляются в одной из крупнейших галерей нашего города.