Грейс вылила добрую треть бутылки в кофейную кружку и пошла на балкон – помянуть свое будущее.
Подъезжая к дому, Лиза бодрилась, настраивалась. Внушала себе: я везучая, везучая. Венди остальным сестрам дорожку проторила тем, что встречалась с выродками из тех, у кого воротничок рубашки стоит стоймя[8], а на Кейп-Код[9] имеется вилла. Процессия белокурых реинкарнаций «Американского психопата»[10] стартовала, когда Венди еще в школе училась, а замыкающим стал сравнительно адекватный, хоть и неприлично богатый, ее муж, Майлз. Колледжский бойфренд Вайолет избегал визуального контакта с Соренсонами, зато исподтишка глядел на них как на потенциальных подопытных. Зато родители морально окрепли – когда Лиза привела в дом Райана, лишь покосились на его татуированные предплечья, и все. Однако открытым оставался вопрос, как родители примут прочие, не столь заметные глазу Райановы странности. Например, гипертрофированную тревожность. Или приступы жесточайшей депрессии. Порой, утром выйдя на кухню, Лиза не узнавала своего гражданского мужа. Перед нею сидел, сгорбившись, мужчина-мальчик – подавленный, отчаявшийся, судя по выражению лица. Лиза тогда начинала всерьез сомневаться, что именно с этим человеком делила, и не раз, весьма счастливые мгновения.
Ситуация усугубилась год назад, после переезда из Филадельфии. Переехали ради Лизы – чтобы она могла преподавать психологию в Иллинойсском университете Чикаго. Очень скоро у Райана стали случаться «плохие дни», когда он вел лежачий образ жизни. К примеру, у Лизы вечерние лекции, она с шести утра на ногах, к двум часам успевает проверить кучу рефератов. Ей уходить – Райан еще спит. Лиза возвращается с этих самых лекций – Райан, оказывается, без нее перебился единственным тостом, зато пересмотрел шесть эпизодов «Во все тяжкие»[11]. Дальше по сценарию: Лиза устраивается рядом с ним на диване, он распинается о своих ощущениях. «Экзистенциальную безнадежность» он чувствует, не что-нибудь; вот как все серьезно и уникально у Лизиного гражданского мужа. Лиза, конечно, вставляла робкие советы: а если позвонить филадельфийским коллегам или университетским приятелям? У Райана неизменно находились убедительные отговорки: Стив Гиббонс давно живет в Лос-Анджелесе, Майк Зиммерман всегда к нему, к Райану, питал скрытую неприязнь, и вообще он, Райан, уже два месяца компьютер не включает.
В конце концов Лиза советовать зареклась. Прошла нечто вроде точки невозврата. Отныне она, вернувшись из колледжа, наскоро перекусывала тостиком и забиралась к Райану на диван. И все бы ладно, если бы не этот почти необоримый импульс – сгрести Райана за костлявые плечи, встряхнуть как следует, чтобы вся дурь вон. Заорать: «Хорош дрыхнуть! Нормальному человеку семь часов – выше крыши! Вот и ты ложись вовремя, и вставай вовремя, и займись уже делом!» Не то чтобы Лиза не понимала Райановой депрессивной летаргии. Она и сама каждое утро боролась с желанием послать к черту будильник. Их с Райаном постель казалась ей лучшим местом в мире. Не будь у Лизы забот, не виси на ней ипотека и целая группа студентов, она бы из одеяльной пещеры, наверно, месяц вообще не вылезала бы. Смотрела бы «Нетфликс», а питалась хрустящими рогаликами из «Пенниз» и чувством удовлетворения, что имеет право не отвечать на звонки – пусть мобильник хоть лопнет от натуги. Но это потому, что Лизе было известно, что такое настоящая усталость.
Ее другое напрягало – нежелание Райана стремиться и добиваться. Бесило наличие в Райане потенциала, чуть ли не пинками загоняемого на дно самим же Райаном, однако превозносимого целым рядом уважаемых и одаренных людей. Люди эти, в частности, применяли к Лизиному гражданскому мужу эпитеты вроде «на редкость талантливый» и «многообещающий». Лиза психовала из-за отговорок Райана, из-за пофигизма, из-за того, что он не желал взглянуть на себя ее глазами, увидеть все хорошее, что видела в нем она.