…О! Солнышко выглянуло! Надо прогуляться! Где мои носки…

– Здравствуй, дорогой Саша! – услышал я приятный мужской голос. В двух метрах от меня, в моем драном кресле, сидел удивительно красивый румяный старик, внешность которого напомнила мне известную историческую личность. Понял! Это был Константин Сергеевич Станиславский! Когда-то давно я считал его самым красивым мужчиной, из попавших в поле моего зрения! А сколько самых разных там было! На улице, в театрах, в музейных альбомах! Да! Самый красивый, самый талантливый, самый обаятельный! Вот он! Сидит напротив меня, появившись чудесным образом!

– Не пересаливай, Саша! Я обычный человек! Ну, слежу за собой! И только! – сказал Станиславский и слегка покраснел.

– Я появился у тебя по просьбе твоей матушки! Мы с ней служим вместе, очищаем воздух Москвы от всякой гадости. То есть не только от газов, пыли и копоти… Но и от удивительно гнусных отношений, которыми Москва кишит буквально!

– Над Кремлем чистили? – спросил я.

Станиславский поморщился и сказал:

– Да, пытались… Но ничего не получилось… Там сейчас надрываясь, и обливаясь потом, вкалывает другое ведомство… Так вот! Я с большой симпатией отношусь к твоей матушке и не выполнить ее просьбу я не могу… К тому же, ты, как драматург мне интересен. Ты пишешь не хуже Владимира Ивановича Немировича – Данченко, а он умел это делать. Но только это! Как режиссер он был пустое место! Так вот! Далее! И яснее! Сашенька, положение в театре и литературе очень плохое! Они умирают! Интернет, эта многослойная помойка, схавал их! И поэтому у тебя пропадает желание работать! Тем более вам за работу не платят! Гроши какие – то вы получаете! Но это не важно! Ты тридцать лет писал и жил таким образом! И много сделал!

…Вообще, я не понимаю, как можно было плюнуть на деятельность такого крохотного и важного для искусства отряда, как драматурги! Но ведь они вообще на всех плюют! Кроме себя!

…Ну ладно, забудем о них! Перейдем к главному! Сашенька, ты стареешь, болеешь, мозг слабеет, пишется все хуже и хуже, интерес к работе падает! Это плохо! Ты обратил внимание, как слабеет твоя память? А память для писателя – это очень важно!

– Нет, не обратил, – сказал я задумчиво.

Станиславский. А я помогу прояснить тебе ситуацию. Ты помнишь своего бывшего друга, Женьку Метеора?

…Я поразмышлял, и вынужден был признаться, что не помню.

…Станиславский печально улыбнулся и сказал:

– Ну вот, видишь… А когда то вы вместе работали в Московском театре оперетты. Ты был хормейстером, а он артистом балета. И вы очень часто в перерывах пили кофе за одним столиком, стоящим недалеко от выхода на сцену и женского туалета. Помнишь, как было хорошо?

Я заплакал и прошептал:

– Да, Константин Сергеевич! Было очень, очень хорошо!

Станиславский. Ну, есть еще вещи, опасные для тебя. Ты забываешь, какую таблетку ты пил, а какую не пил. Работает ли твой телефон. Есть ли у тебя еда. Но это не главное! Ты тридцать лет болен и, в связи с этим, просидел эти годы в своей комнате, как в тюрьме! У тебя нет ни сил, ни денег на путешествия! И у тебя очень мало интересных жизненных впечатлений! В таком положении писать нельзя! Невозможно! И по просьбе твоей матушки, я хочу тебе помочь! Хочу выручить тебя! Сейчас мы с тобой покатаемся по Москве и посмотрим, что в ней делается! Может быть что – то вдохновит тебя на работу! Согласен?

…Естественно, я согласился…

А через минуту мы в странной прозрачной машине неслись над Москвой. Станиславский морщился, но молчал. Вдруг оживился:

– Саша, смотри! Гигантский цветочный магазин! И кроме продавцов в нем никого нет! Покупатели даже не заглядывают сюда! Цены на цветы сумасшедшие! Да и вообще не до них! Килька в томате важнее! Поэтому сделаем вот что! Нырнем в квартиру человека, который владеет всеми цветочными магазинами в Москве! Я тебе объясню почему!