какъ отъ «отвражка» (хомяк?) охраниться,

какую корову до быка пускать,

какую яловицу дома держать,

и коли человекъ заболеетъ,

онъ траву всякую, корешки зналъ,

заваритъ, напоитъ, и тотъ здоровъ.

Былъ Троякъ одинъ на возу,

и Царь Троянъ къ нему за советомъ ходилъ.

Царь стоитъ, а онъ дудочку стружетъ,

Царь ждетъ, а онъ дудочку пробуетъ,

такъ ли гудитъ она, такъ ли играетъ.

Царь молчитъ, и Троякъ молчитъ,

будто Царя не видитъ, а самъ все стружетъ,

все дудочку проверяетъ, сквозь нее глядитъ,

а нетъ ли въ середке чего, а нетъ ли снаружи,

а Царь все ждетъ, съ ноги на ногу переступаетъ.

Троякъ молчитъ, будто не видитъ вовсе,

а самъ думаетъ, да сказать не хочетъ.

И говоритъ ему Царь: «Что же скажешь?

Не видишь, что жду? Когда слово бросишь?»

Отвечаетъ ему Троякъ: «А вотъ, дай дудочку кончить,

а ввечери придешь, тогда и скажу.»

И уходитъ Царь Троянъ какъ былъ, ни съ чемъ,

а ввечери приходитъ, а Троякъ ему говоритъ:

«А скажи-ка, Царь Троянъ, что ты говорилъ мне?

В утре-то я дудочку строгалъ, такъ не слышалъ!»

И скажетъ Царь Троянъ, что надобно ему.

А Троякъ ему и ответитъ тутъ же, какъ делать.

За день онъ надумался, порешалъ все,

а ввечери ему и не трудно ответить,

а переспрашивалъ, чтобъ знать, правда ли,

такъ ли слышалъ загадку Царскую утромъ,

а коль услышитъ, что такъ, такъ и скажетъ.

А коли не то Царь сказалъ, такъ и ответитъ:

«Завтра утречкомъ отвечу, сегодня не знаю,

а за ночь посплю, такъ и следъ придумаю.»

А осердился Царь, такъ Троякъ ему скажетъ:

«Иди до другихъ, пусть они тебе помогутъ,

а не помогутъ, такъ на себя пеняй,

а я скоро отвечать не вмею, бо дурость буде,

а дурость буде, всемъ людямъ зло,

а коли дуракъ советы даетъ,

такъ иди къ нему, а делай наопакъ (обратно),

а увидишь, что не то добре буде!»

Идутъ враги на Русь нашу, вснаипакъ бегутъ,

и Троякъ бежитъ, ни слова не скажетъ,

а догонитъ его Троянъ, спроситъ:

«А что же делать мне теперь? Как управиться?»

А Троякъ ему скажетъ: «Видишь, бегу?

Беги и ты, пока придумаю,

да пока въ думках все поверну

да со всiх концов приеряю, прилажу,

да чтобъ комаръ носу не подточилъ,

а коли здумано какъ следуетъ, такъ скажу,

а пока что, какъ все, бегу, и ты беги!»

И бегутъ все добрыхъ полдня по степи,

кто верхи, а кто в телеге съ детьми,

а кто и на конь не вспел вскочить,

а рядомъ бежитъ, за притыку держится,

а Троякъ встане на возу своемъ и грякнетъ:

«Да куды же вы бежите, черти лысые?

Ставай заразъ все! Совет держать будемъ!»

Крикнетъ такъ и самъ станетъ поперекъ пути,

дорогу загородитъ всем, мешаетъ бежать:

«Стой! Стой! Куда летишь? Кони морены!

Кони морены, в мыле уже, запыхались,

а еще дальше, и падутъ совсем наземь,

а будешь бежать, дураче, на своих двоих!»

И станутъ люди, а-но (?) слова скажетъ:

«А что тамъ ворогу, котъ наплакалъ!

А силы у него нетъ совсемъ, все черные,

все черные да костлявые, кожа да кости,

а берите батоги да макогоны,

а берите шабли вострые,

что баба поднять не можетъ!

А гоните ихъ въ три шеи, бейте на голову!

Осеечасъ мне тутъ Ангелъ былъ, сказалъ,

что побьемъ басурмановъ всехъ до единого!»

И станутъ все кругомъ, смеются, и страха нетъ,

а страха нетъ, повернутъ все назадъ,

врага завидятъ, кинутся на него,

отобьютъ скотину, назадъ врага поженутъ,

а кинется тотъ, уже не опомнится.

А то Царь станетъ судить дело трудное,

позоветъ Трояка, а тотъ сливу сухую естъ,

да набьетъ полонъ ротъ ягодъ, рукой указываетъ,

что нельзя ему сказать, из-за сливъ,

а коли съестъ, такъ и слово скажетъ,

а за тотъ часъ успелъ подумать онъ,

Успелъ подумать и решить успелъ,

а скажетъ – такъ уж такъ скажетъ, что все,

и правые, и виноватые, все признаютъ,

и съ Царем согласятся, и другъ другу поклонятся,